Сталинский неонеп

Эти мысли получили ещё более чёткое выражение в книге Бердяева «Самопознание (опыт философской автобиографии)», изданной в 1949 году. Здесь Бердяев выражал решительное несогласие с точкой зрения тех белоэмигрантов, которые считали, что «большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников, сами же они (деятели «белой» России.— В. Р.) неизменно пребывают в правде и свете» [866]. Он утверждал, что «вина и ответственность за ужасы революции лежат прежде всего на людях старого режима», которые поэтому не могут быть «судьями в этих ужасах» [867].

Бердяев не всегда проводил разграничение между коммунизмом как мировоззрением, идеологической доктриной и как реальным политическим движением. Более того, иногда он называл коммунизмом социально-экономический уклад и политический режим, установившиеся в СССР к середине 30-х годов. Однако, когда он говорил о коммунизме как научной доктрине, разработанной Марксом, содержание этой доктрины характеризовалось им достаточно объективно. Он называл Маркса замечательным социологом и высоко оценивал его «гениальное учение… о фетишизме товаров». Признавая правоту марксистов в оценке капитализма, он подчёркивал, что буржуазные идеологи, обличающие коммунизм, «лишь делают более рельефной правду коммунизма… Именно капиталистическая система прежде всего раздавливает личность и дегуманизирует человеческую жизнь, превращает человека в вещь и товар, и не подобает защитникам этой системы обличать коммунистов в отрицании личности и в дегуманизации человеческой жизни. Именно индустриально-капиталистическая эпоха подчинила человека власти экономики и денег, и не подобает её адептам учить коммунистов евангельской истине, что „не о хлебе едином жив будет человек“… „Не о хлебе едином жив будет человек“, но также и о хлебе, и хлеб должен быть для всех. Общество должно быть организовано так, чтобы хлеб был для всех, и тогда именно духовный вопрос предстанет перед человеком во всей своей глубине. Недопустимо основывать борьбу за духовные интересы и духовное возрождение на том, что хлеб для значительной части человечества не будет обеспечен» [868].

«Большую долю правды» Бердяев усматривал и в «социально-экономической системе коммунизма» (в том виде, в каком она обосновывалась в марксистском учении). Он соглашался с марксистской идеей, согласно которой человек в соединении с другими людьми призван регулировать и организовывать социальную жизнь. Особенно привлекала Бердяева коммунистическая идея социального равенства. Отвергая излюбленный аргумент антикоммунистов о том, что ликвидация классовых различий приведёт к нивелировке человеческих индивидуальностей, он подчёркивал: личностные различия между людьми только ярче выявятся после уничтожения классовых различий: «Человек должен отличаться от человека по своим личным качествам, а не по своему социальному положению, классовому или сословному» [869].

Напоминая, что отвержение имущественного неравенства было одной из основных идей первоначального христианства, Бердяев писал: «У большей части учителей церкви мы находим осуждение богатства и богатых, отрицание собственности… такие резкие суждения о социальной неправде, связанной с богатством и собственностью, что перед ними бледнеют Прудон и Маркс». Лишь позднее иерархи церкви «начали защищать господствующие классы богатых, власть имущих» [870].

Отмечая, что «с коммунизмом связана мировая проблема», Бердяев противопоставлял марксистское учение не идеологии фашизма («совсем уж переходного» и поэтому недолговечного, по его мнению, явления), а доктрине экономического либерализма, имеющей значительно более глубокие корни в истории и большую будущность, чем фашизм. Он выделял два противоположных принципа общественного устройства. «Один принцип гласит: в хозяйственной жизни преследуй свой личный интерес, и это будет способствовать хозяйственному развитию целого, это будет выгодно для общества, нации, государства. Такова буржуазная идеология хозяйства. Другой принцип гласит: в хозяйственной жизни служи другим, обществу, целому и тогда получишь всё, что тебе нужно для жизни. Второй принцип утверждает коммунизм, и в этом его правота». Представления об «утопичности» этого принципа возникли, по мнению Бердяева, в результате «выдумывания» буржуазной политической экономией неких вечных экономических законов и «экономического человека». «Но экономический человек преходящий. И вполне возможна новая мотивация труда, более соответствующая достоинству человека» [871].

Раскрывая очевидные противоречия между марксистской доктриной и реальностями сталинизма, Бердяев писал, что тираничность и жестокость последнего «не имеет обязательной связи с социально-экономической системой коммунизма. Можно мыслить коммунизм в экономической жизни, соединимый с человечностью и свободой» [872].