«Какова ситуация на левом фланге в южной части города?» — спросил Чуйков. Крылов провел линию синей стрелы 29-й немецкой моторизованной дивизии, обозначавшую направление немецкого наступления далее вперед за Купоросное. Пригород пал. Тюрингская дивизия генерала Фремерея продвигалась в направлении элеватора. Лесопилка и консервный завод находились уже на уровне немецких линий. Советская линия обороны проходила только от южного причала парома до высокого здания элеватора.
Чуйков взял телефонную трубку и связался со штабом фронта. Он доложил Еременко о положении войск. Тот сказал в ответ: «Всеми силами удерживайте главный речной порт и его причалы. Под ваше командование выделяем 13-ю гвардейскую дивизию, личный состав — 10 000 человек, отборное соединение. В течение 24 часов необходимо удерживать плацдарм, а также попытаться отстоять причалы паромной переправы в южной части».
У Чуйкова на лбу выступил пот. Воздух становился плотным, было трудно дышать. «Давай, Крылов, наскреби все, что можешь, штабных офицеров поставь командирами боевых групп. Держать переправу для перехода гвардейцев Родимцева». Последняя бригада и её 19 танков пошли в бой по приказу Чуйкова, один батальон остался для прикрытия КП на участке центральный вокзал — главный речной порт, а другой выдвинулся к линии элеватор — южный причал.
В 14.00 появился генерал Родимцев, Герой Советского Союза, легендарный командир, весь в грязи, в крови: немецкие истребители-бомбардировщики устроили за ним настоящую охоту'. Он доложил, что его дивизия стоит на противоположном берегу и должна ночью переправиться через Волгу. Наморщив лоб. он стал разгадывать синие и красные стрелы на плане города.
В 16.00 Чуйков связался по телефону с Еременко. До наступления темноты оставалось ещё 5 часов. В своих мемуарах он пишет о том, что волновало его в эти часы: «Смогут ли наши разрозненные и сильно потрепанные части продержаться ещё 10 — 12 часов на среднем участке? Вот что заботит меня более всего. Если солдаты и офицеры не справятся с этой задачей, кажущейся выше человеческих сил, то 13-я дивизия не сможет переправиться, а станет лишь свидетельницей ещё одной горькой трагедии».
Незадолго до наступления темноты появился майор Хопка, командовавший последним резервом, сражавшимся в районе речного порта. Он доложил:
«Единственный уцелевший Т-34 ещё ведет огонь, но не может маневрировать. От бригады осталось 100 человек».
Чуйков посмотрел на него: «Соберите ваших людей у танка, удерживайте подход к порту. Не удержите — расстреляю».
Хопка погиб. Половина оставшихся с ним — тоже. Но уцелевшие держались.
Наконец, наступила ночь. Все офицеры штаба были на территории речного порта. Как только части и подразделения гвардейской дивизии Родимцева переправились, их сразу же бросили на прикрытие важнейших узлов обороны, поставив задачу остановить натиск штурмовых групп 71-й немецкой дивизии, а также сковать 295-ю пехотную дивизию у Мамаева кургана — господствующей высоты 102. Это были решающие часы: гвардейцы Родимцева сумели помешать нашим войскам овладеть центром Сталинграда с ходу. Их жертвенный подвиг спас Сталинград.
Через 24 часа 13-я гвардейская дивизия была разбита ударами пикирующих бомбардировщиков, артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.
В южной части города также сражалась ещё одна гвардейская дивизия — 35-я, под командованием полковника Дубянского. Её резервные батальоны были переправлены на пароме с левого берега через южный причал и брошены в бой против передовых частей 29-й немецкой моторизованной дивизии с целью удержания позиций вдоль линии между элеватором и паромной переправой.
Однако ударами пикировщиков батальоны были разгромлены. Их остатки погибли в «клещах», устроенных 94-й пехотной и 29-й моторизованной дивизиями.
В здании элеватора, гигантском бетонном сооружении, мощном, как крепостной форт, башни которого были полны зерна, ещё велись интенсивные бои за каждый этаж. Здесь сражались штурмовые группы и саперные подразделения 71-й пехотной дивизии против остатков 35-й гвардейской дивизии, охваченные клубами дыма от горевшей пшеницы.
Утром 16 сентября ситуация у Чуйкова резко ухудшилась: 24-я танковая дивизия овладела южным железнодорожным вокзалом, повернула затем на запад и сокрушила оборону русских на городской черте и на Казарменной высоте. На центральном вокзале и на Мамаевом кургане продолжались кровопролитные бои. Чуйков позвонил члену военного совета фронта Н.С. Хрущеву: «Ещё несколько дней таких боев, и немец армию просто разотрет. У нас опять нет резервов. Мне непременно нужны 2 — 3 свежие дивизии».
Хрущев обратился к Сталину. Тот распорядился выделить два полностью экипированных элитных соединения из своего личного резерва: бригаду морской пехоты Северного флота — испытанных и твердых бойцов, а также одну танковую бригаду. Последняя заняла боевые позиции вокруг центра города с тем, чтобы контролировать маршруты и пути снабжения войск фронта. Морские пехотинцы были брошены в южную часть города. Эти два соединения 17 сентября спасли русский фронт от коллапса.