Бои теперь шли только в районе северных рабочих поселков и за промышленные предприятия города. Вот их имена, вошедшие не только в анналы военной истории: артиллерийский завод «Баррикады», металлургический завод «Красный Октябрь», тракторный завод имени Дзержинского, химический завод «Лазурь» вместе с пресловутой «теннисной ракеткой» — так прозвали конфигурацию подъездных железнодорожных путей на этом предприятии из-за внешней схожести форм. Это были «форты» индустриального Сталинграда.
По своей решимости, концентрации огневой мощи, количеству задействованной живой силы на ничтожном по площади пространстве бои в северной части Сталинграда могут быть сравнены с битвами Первой мировой войны, с их большой насыщенностью боевой техникой и военными материалами, и особенно с битвой под Верденом, где в 1916 году погибло свыше полумиллиона немецких и французских солдат.
Сражения в северной части города по своему характеру представляли собой нескончаемые ближние бои. Русские, которым всегда больше удавались оборонительные боевые действия, достаточно умело использовали свое искусство маскировки и фактор рельефа местности. Кроме того, их выучка в ведении уличных боев превосходила выучку и опыт немецких солдат.
В ходе своего анализа Сталинградской битвы Манфред Кериг констатирует: «Не в последнюю очередь у нас недоставало умения вести боевые действия в городе и его кварталах. На счет, прежде всего, этого недостатка следует отнести наши высокие потери». К этому следует добавить, что Чуйков, несомненно, под влиянием Хрущева фактору необходимости сопротивления придавал крайне эмоциональные формы, выразившиеся в коротких формулировках-лозунгах, вдалбливавшихся личному составу каждой роты, отправлявшейся в Сталинград. Их было три:
«Каждый солдат — крепость!»
«За Волгой для нас земли нет!»
«Победить или умереть!»
Это была тотальная война. Это было воплощение тезиса: «Время — кровь». Рольф Грамс, бывший майор Вермахта и командир 64-го мотоциклетного батальона, в настоящее время — военный историк, исследующий боевой путь 14-й дивизии, цитирует один из журналов боевых действий, в котором говорится: «Это были изнурительные, ужасные бои, как под землей, так и на её поверхности. В развалинах, подвалах, переплетении подземных коммуникаций крупного города и его промышленных предприятиях. Человек против человека. Танки карабкались на горы мусора и железного лома, ползли, визжа траками гусениц, сквозь хаос разрушенных цехов и в упор вели огонь, пробираясь далее по заваленным улицам и узким фабричным дворам. Все это можно было бы ещё как-то выносить. Но были ещё глубокие овраги в песчанике, целыми лабиринтами круто сбегавшие к Волге, в которых Советы снова и снова накапливали свои силы, бросая их в бой. В девственных лесах восточного, более низкого волжского берега противник был не виден — ни его артиллерия, ни его пехота, но он незримо присутствовал, ведя огонь, ночь за ночью сотнями лодок и катеров доставляя в руины города подкрепление через могучую реку».
Это подвозившееся снабжение, эта постоянно приходившая через реку замена выбывшим, измотанным силам защитников, эта вновь и вновь поступавшая по волжской артерии свежая кровь — все это было проблемой в сражении за Сталинград. Тайна коренилась именно в этих оврагах волжского берега. На этом крутом берегу, недосягаемом для огня немецкой артиллерии, располагались штабы, госпитали, склады боеприпасов. Здесь были идеальные сборные пункты для переправлявшихся войск и военных материалов. Здесь были запасные позиции на случай прорыва в результате возможных контрударов. Сюда выходили обширные каналы сточных сооружений промышленных предприятий и городской канализации, теперь пересохшие и пустые, превратившиеся в ходы, которые вели в тыл немецким войскам. Советские штурмовые группы ползком преодолевали их, выбирались наверх, устанавливали пулеметы и открывали огонь в спину выдвигавшихся немецких подразделений, вели огонь по разносчикам пищи и колоннам подвоза. Затем диверсанты быстро спускались вниз, задвигали крышки люков и — назад.