Сталин против рептилоидов

– Тогда ты ничего Сталину писать не будешь.

– Ничего?

– Ты – ничего. За тебя будут писать другие. Толковые люди. Будут хорошо писать, с аналитикой, с прогнозами и вариантами развития ситуации, с точными характеристиками на партийцев, и анализом их работ, а ты, Никита, будешь только подписываться. Подписываться под работами и ждать повышений. Посмотрим. Попробуем тебя… Может, ты и сыграешь в долгую. Может, он тебя не раскусит.

– Товарищ… – Никита Хрущёв и не знал, как отблагодарить товарища Эфраима Марковича. – Вы прямо… Понимаете? Вы не пожалеете, я ему покажу… Я им всем покажу потом, мне бы только в ЦК попасть, а там я им всем устрою… Он меня никогда не раскусит. Я для него самым верным буду. Ползать на карачках буду и гопак плясать… Он и не додумается… А сам буду вам служить до гробовой доски. Клянусь!

– Не забывай об этом Никита, – сказал Эфраим Маркович, – никогда не забывай. А лучше запиши обещание своё, рукой пиши, чернилами и подпишись, что с сегодняшнего дня будешь служить мне. Чтобы ты не забыл.

– Сейчас напишу. Не забуду, никогда не забуду, – клялся Хрущёв.

– Иди, Никита, напиши бумагу и оставь у секретаря, и езжай домой, скоро с тобой свяжутся.

– Спасибо, спасибо, – начал кланяться Хрущёв. – Бумагу, значит, у секретаря…

– Да иди уже, – сказал очень влиятельный партиец.

И когда Хрущёв, наконец, вышел из кабинета, он подумал:

«Предаст, предаст при первом удобном случае, типичная беспринципная гнида, нужно будет замарать его и замарать, как следует, кровью, и большой кровью».

Он задумался о другом: кто был Сталин на сегодняшний день? Да никто. Человечишка даже Ленину не чета, партийный функционер, хотя и очень работоспособный. Возможно, дальновидный и умный, умеющий молчать, но уж точно не умеющий говорить. И не имеющий поддержки в массах. Он был один и не опасен, до тех пор, пока не присоединится к семьям Зиновьева, Рыкова или Бухарина. С Тухачевским они друг друга ненавидели после польской компании, так что этот мезальянс можно было исключить. Но Сталин, как катализатор, может усилить любого из врагов товарища Троцкого. Значительно усилить. Эфраим Маркович это понимал, в отличие от крикливого Буревестника Революции, и поэтому очень надеялся, что ему удастся внедрить Хрущёва в окружение Сталина. Такие его внедренцы уже были и в окружении Зиновьева, и у Бухарина, и у Каменева, но главной своей победой он считал удачное внедрение ловкого персонажа в окружение Тухачевского. Вообще в семью Тухачевского было попасть не просто, его клан был очень силен, хотя и немногочислен, но очень осторожен и очень агрессивен. Эфраиму Марковичу с трудом удалось найти лазейку. И вот теперь и со Сталиным, которого вождь Леон по глупости своей недооценивал, вопрос, кажется, решится. Некоторое время он обдумывал детали операции и кандидатуры для её проведения, а потом…

Потом он расслабил мышцы, растёкся в приятной неге по креслу, свис с него так, что верхние лапы доставали до пола, и стал думать о Татьяне, он выкатил жёлтые глаза и прикрыл их полупрозрачной плёнкой и погрузил мозг в гормоны, способствующие к размышлениям.

День уже клонился к вечеру, когда Татьяна принесла ему обед. Два полукилограммовых куска свиной шеи. Они лежали совсем свежие, тёплые на подносе, нарытые салфеткой. Он узнал запах свинины. Простой, незатейливый, рабочий обед которого хватит на три дня. Она убрала салфетку, и Эфраим Маркович проглотил оба куска один за другим, не прикасаюсь к ним лапами. И тут же он захотел запустить когти в белоснежную блузку, в сладкий боковой жир Татьяны, вцепится ей в бок, притянуть её к себе. Но как только он выпустил когти, Татьяна расширила ноздри, и сразу выпустила свои, зашипела с придыханием, угрожающе дважды выбросила свой обворожительно синий и длинный язык. Всем своим видом показывая, что она не готова к спариванию. Он спрятал когти, стал покачивать головой, сипеть сладострастно и выпускать любовный запах. А она даже не стала смотреть, молча ушла, грациозно подрагивая божественным жиром на бёдрах.

Проводив её взглядом, Эфраим Маркович слизал с подноса красную жидкость, оставшуюся после свинины, и снова растёкся в кресле.

Всё шло неплохо, неплохо. И пошло ещё лучше, когда на столе у него зазвонил телефон. Он взял трубку и с большим удовольствием услышал то, от чего весь встрепенулся, собрался. Он сел в кресле ровно и сказал в трубку:

– Какая прелесть.

Потом он опустил трубку на рычаг и повторил, продолжая веселиться:

– Какая прелесть. – И после этого уже закричал. – Татьяна, авто мне, немедленно. Какая же это прелесть!

Глава 12