Сталин против рептилоидов

– Так всем, ну… кокаин прилюдно не жрёт, по иностранному говорит, вусмерть не упивается и потом подол пред гостями не задирает. Ни разу не сбегала, за стол не заплатив. Я о ней ничего плохого сказать не могу. В высшей степени порядочная шкура.

– А как из себя она?

– Роскошная женщина. Вся такая она… Вся из себя, и тут, – гражданин нэпман стал показывать какая товарищ Незабудка в разных места. – И тут, и везде. Волосы чёрные, глаза серые, лицом вылитая Вера Холодная и даже лучше. Чистый мармелад Абрикосова. Клубничный.

– А фамилию её знаешь?

– И фамилия у неё удивительная, Незабудка её фамилия.

– Незабудка? – Уточнил великан.

– Да, Незабудка.

– Значит мурка вся из себя, тугая да натёртая? – Спрашивал мелкий. – Почти что цаца, вся на фендикосах?

– Ни с кем не спутаете.

– Погоняло есть у неё? – Продолжал разговор огромный человек. – Кто её сторожит? Кот есть?

– Погонял не знаю, кота нет, не видел, всегда одна ходит.

– Метины есть у неё? – Спросил огромный.

– Что, простите?

– Ну, шрамы, может зуб выбит, может наколки. Может руки резаные.

– Не припоминаю. Ничего такого нет, вроде… – гражданин Вилько напрягал память пытаясь вспомнить, – Вроде… Вроде нет…не помню Да нет вроде…

– Вроде-вроде… – загундосил мелкий задумчиво. – Вроде, Володи, который вроде был Кондрата брат, который вроде был на кобыле женат, у которой, вроде, ревнивый конь был, который вроде как Кондрата убил, когда тот, вроде, кобыле кормилицу мыл. Ты не отныривай, окунь ты сортирный, вспоминай! Чё, не можешь вспомнить есть ли у лярвы приметины? Может бланш у неё или об ляжку ей бычок для смеха тушил кто?

– Да я не отныриваю, товарищи, просто не могу вспомнить. Да нет же ничего такого, хотя… – Серафим Вилько вспомнил разговоры, что ходили вокруг Ракель Самуиловны, – вы знаете, некоторые товарищи говорили, что у неё там всё сбрито.

– Да где там-то? – Не унимался мелкий бандит. – И чё сбрито?

– Там, – ресторатор для верности указал пальцем вниз. – Всё сбрито. Как у жён монгольских воинов.

– А не брешешь? – Не верил великан. – С чего бы ей свою кулебяку волосатую брить-то? Для форса? Или может от вшей.

– Товарищи, ну какие у неё вши, – уверял нэпман, – говорю же, женщина чистый мармелад. Для форса брила, для красоты.

– Может брехня это? – Продолжал не верить в такое огромный бандит. – Ты сам видел, что там всё побрито?

– Нет, – мотал головой Вилько, – так говорят.

– Говорят, – передразнил его мелкий, – говорят, что в Туле комсомольцы попа в очко надули, он летал, крестился, сапогами за крест зацепился. А чё сам не посмотрел, бритая она или нет?

– Товарищи, – Вилько готов был смеяться, – товарищи, ну как я мог поглядеть у неё что-нибудь, когда она за приём брала больше чем мой проктолог, в три раза. Она с клиента просила три червонца!

– Брешешь.

– Брешешь, – одновременно сказали МУРовцы.

– Да это все знают, вся Москва об этом говорит, ну товарищи! – Вилько развёл руками. Даже улыбнулся от их некомпетентности.

Бандиты-МУРовцы помолчали, переваривая информацию и мелкий сказал:

– Слышь, Жирный, в Москве денег больше чем мы думали, может, соберём коллектив из приезжих шмар и начнём делать туры по Москве? Треску меньше – лавёх больше, а?

– Закройся Чапа, слышь, нэпман, а где у тебя телефон?

– Товарищи, телефона у меня нет, никак не могу пробить, ни за какие деньги вперёд очереди не дают, ближайший телефон в аптеке, у нэпмана Шварца. Как выйдете, так направо через два дома она и будет.

Не прощаясь, МУРовцы повернулись и пошли к выходу. А гражданин Вилько, вздохнул с облегчением, во-первых: потому что они ушли, а во-вторых: потому, что они пошли к Шварцу, пусть и аптекарь с ними пообщается. Не одному же ресторатору помогать органам. Пусть аптекарь тоже поучаствует.

Ну, а деньги, деньги дело наживное. Это гражданин Вилько знал наверняка.

Как только МУРовцы вышли на улицу, наглый и маленький Чапыга, схватил необъятный локоть Жирного, и загнусавил:

– Давай дербанить.

– Чего? – Не обращал внимания великан на Чапу, как шел, так и шёл.

А Чапа почти висел у него на руке и чернел от злости.

– Чё – чего, чё – чего, лавэ давай дербанить!

Тут же завёлся мотор у автомобиля, который стоял прямо у входа в ресторан, и авто покатилось рядом с ними на малой скорости, но МУРовцы на автомобиль внимания не обращали:

– Какое ещё лавэ? – Грохотал Жирный.

– Да то лавэ, что я у нэпмана наштырил.

– Ты, прям, наштырил?

– Я! А то кто же? Ты что ли?

Великан стряхнул с руки мелкого и уставился на него свирепо:

– Прибью, сявка.

– Попробуй, комод ты говорящий, – не испугался Чапа, и в руке его сверкнул нож, финский, заточки бритвенной, – давай, рискни, я ливер тебе прямо тут на бордюр выпущу.

Машина остановилась, и из неё высунулось худое и жёлтое лицо, с острыми глазами под кепкой, и обладатель жёлтого лица сипло крикнул:

– Чапа, Жирный, а ну угомонитесь, на вас все фраера смотрят, вы чё тут балаган устроили?

– Закройся ты там в своей таратайке, – рявкнул на него Жирный.

– Товарищ Ефрем, берегите свою печень, – сказал ему Чапыга.