Сталин против рептилоидов

Шалва Семёнович звонил уже шестой раз, когда, наконец, секретарь на том конце провода раздражённо ответил:

— Кажется, Григорий Евсеевич сможет вас выслушать. Сейчас узнаю.

В трубке наступила тишина… почти тишина. Где то далеко, кажется, кто-то разговаривал. А товарищ Аджания сжался, и закостенел как покойник, уменьшил кровообращение, чтобы снизить волнение, и превратился в слух. Прилипнув головой к трубке, он взывал к справедливости мироздания. И, кажется, мироздание было милостиво к нему. Несмотря на самое раннее утро, трубку взял САМ.

— Григорий Евсеевич, это Аджания… Да, секретарь Толмачёва… Да, да. Если вас интересует моё мнение, то я выскажусь… Разумеется… Да. Именно по делу убийства Пильтуса…. Да, я в курсе всех дел… Да. И мне кажется, что масштаб задачи уже не соответствует возможностям Владимира Николаевича. Он человек старой школы и больших заслуг. Такие, как он должны вершить судьбы, а вся эта крысиная возня не для него… Разумеется, я готов взять на себя… Да, я понимаю… Да, я осознаю риски, и готов рискнуть… Григорий Евсеевич, я готов взять на себя ответственность, если буду наделён все полнотой власти. Скажите только слово, и я найду её. Ритуал будет проведён… Да, Григорий Евсеевич… Да. Григорий Евсеевич, Вы не пожалеет, что доверили мне это дело. Спасибо за доверие.

По лицу Шалвы Семёновича пошли серые пятна. Он перевёл дух, положил трубку и только тут увидел, что дверь в кабинет Владимира Николаевича открыта. А сам он стоит и смотрит на него.

Шалва Семёнович не отвёл взгляда, теперь он уже не боялся Толмачёва.

— А не боишься когти пообломать на этом деле? — с улыбкой спросил Толмачёв.

Товарищ Аджания не ответил — просто смотрел на своего бывшего руководителя.

Тогда Владимир Николаевич прошёл в свой кабинет и вернулся со шляпой. Надел шляпу, закрыл дверь и спросил:

— А ты мне билет на кисловодский поезд не заказал ещё?

Шалва Семёнович встал и ответил совсем не дружелюбно:

— Некогда мне, давай-ка сам.

Глава 18

Они вышли из общежития, когда рабочий народ только просыпался. Тыжных передал ключи от комнаты заспанному Ваське, и торжественно обещал ему, что когда приедет, то обязательно будут ходить вместе на занятия по политэкономии.

А на улице, когда они с Незабудкой уже шли к автомобилю, из подвального окна выскочила и пробежала перед ними чёрная кошка.

— Стойте! — сказала Ракель Самуиловна, хватая Свирида за рукав. — Давайте обойдём вон там.

— Товарищ Катя, — с укором и насмешкой сказал оперуполномоченный, — Вы ж партийный человек, а в предрассудки верите. Что там у Вас в голове?

— Нормально, у меня всё в голове, — настаивала красавица. — Может это и суеверия, а может, и нет. Если нет — то, и волноваться не о чем, а если да — то, и предосторожность не помешает.

— Ну, раз Вы такая тревожная, то я первый пройду. — Сказал Свирид и пошёл к машине.

— Глупо, — только и успела сказать Ракель Самуиловна, и пошла за ним. И едко спрашивала. — А Вы знаете, что-нибудь про ослов?

— Про кого? — не понял Свирид, открывая ей дверь.

— Про осликов. Это животные такие. С ушками.

— А, это на котором Христос въехал в Иерусалим?

— Да, на нём. Так вот, эти животные считаются самыми упрямыми.

— А к чему это вы начали здесь про ослов с утра пораньше? — спросил Тыжных, и с подозрением покосился на неё, заводя мотор.

— А к тому, товарищ Тыжных, что Вы упрямством своим переупрямите самое упрямое животное — с улыбкой сказал Ракель Самуиловна.

— Ага, ну понятно — произнёс он, выруливая от бордюра. — А знаете, вот была у нас в деревне одна корова однорогая…

— Уже знаю, Падлой звали. Она мне скоро как родная будет, просила же не сравнивать эту вашу Падлу со мной ни по каким критериям — заносчиво и насмешливо сказала Ракель Самуиловна, доставая последнюю папиросу.

— А я, может, и не сравнивал Вас с ней. Хотя будь Вы коровой, были бы ейной родной сестрой и тоже бы по крышам курятников скакали бы.

— Дурень! — беззлобно сказала красавица и закурила.

— Может и дурень, а вот знаю, что табак натощак курить вредно — ухмыльнулся Тыжных. — Не то, что некоторое умные.

— А Вы уже и не только в коровах разберетесь, Вы ещё и доктор? — съязвила Ракель Самуиловна, выпуская в Свирида дым.

— Да я не доктор, конечно. Но наш фельдшер полковой так и говорил: «Товарищи, пока с утра не порубаете, махра, махорка, — враг, не хуже Врагеля».

Автомобиль катил по залитым утренним солнцем пустынным улицам Москвы. Товарищ Незабудка молчала, папироску не выбросила, несмотря на рекомендации компетентного в вопросах утреннего курения Свирида. Она поглядела на него и спросила:

— А где Вы ослов видели, или они у Вас в деревне водятся, вместе с однорогими коровами?

— Зачем в деревне? Я ослов в Крыму видал! — ответил товарищ Тыжных и добавлял со знанием дела: — Серые они и мелкие, словно мерин недокормленный. И хвост у них не как у лошади, не хвост, а паскудство некрасивое.

— О, так вы отдыхали в Крыму? — удивилась красавица.

— Отдыхали, — покивал Свирид, — неплохо отдохнули. Только снег шёл мальца, а так славно отдохнули.

— И где вы там отдыхали? В снегу-то?