Сталин. По ту сторону добра и зла

Да, Коба умел спорить и побеждать в дискуссиях, но все это, по большому счету, не его. Ему претили бесконечные разговоры, на первое место он ставил живое дело. Возможно, у него имелось еще одно очень важное соображение. Тот путь, который предлагали меньшевики, был слишком долгим, да и неизвестно еще, способна ли буржуазия на революцию. И даже если это было так, то он опять же оказывался лишним. Ну и, конечно, он не видел для себя достойного места в конституционном развитии России, тогда как революция сулила многое. И как здесь не вспомнить Наполеона, который весьма откровенно высказался по поводу своего участия в революции. «Если бы я имел генеральский чин, — заявил он в беседе с одним из видных роялистов, — я бы сражался вместе с вами против всех этих Робеспьеров и дантонов!»

Кобу и сейчас не очень-то пускали в буржуазные дома, и при победе буржуазии он стал бы в лучшем случае мальчиком на побегушках, в то время как путь, предложенный Лениным, открывал перед ним совершенно другие перспективы. А за это можно было и пострадать...

И пока М. Цхакая проверял слухи, ставившие под сомнение лояльность Джугашвили, он добросовестно выполнил порученное ему задание и выступил на страницах «Борьбы пролетариата» со статьей по национальному вопросу. И все же осторожный Цхакая не спешил привлекать Кобу к работе в Тифлисе и отправил его в Имеретино-Мингрельский комитет в Кутаиси, куда тот и прибыл в конце лета 1904 года. Значительно обновив состав комитета, Коба принялся за организацию типографии, и во многом благодаря его усилиям во второй половине 1904 года заметно усилилась революционная работа в селах, и уже очень скоро почти вся Кутаисская губерния покрылась нелегальными революционными организациями. Куда важнее, однако, для Кобы было то, что почти все члены Кавказского союзного комитета находились под арестом. Это позволило М. Цхакае принять Кобу на работу в центральный орган партии. Вместе с ним в состав комитета вошел и сосланный на Кавказ уже знакомый ему JI. Каменев.

Так Коба стал одним из лидеров социал-демократического движения на Кавказе. Правда, в его быту мало что изменилось. Как и прежде, он то и дело сменял квартиры, и лишь своевременное предупреждение соседей несколько раз спасало его от ареста.

В начале сентября 1904 года Коба принял участие в заседании обновленного комитета в Баку, затем отправился в Кутаиси и продолжил работу по созданию местных партийных организаций в губернии. В Кобулети, где перед самым его приездом произошло убийство и вся полиция была поднята на ноги, он снова едва не угодил в руки жандармов.

Собрание пришлось отменить, и Коба вместе со знакомым подпольщиком отправился к морю. Неожиданно они нарвались на пограничный патруль. С большим трудом им удалось убедить пограничников в том, что они приехали на рыбалку. И, когда те после долгих мытарств все же отпустили «рыбаков», Коба поспешил в Тифлис, где разворачивались решающие события для судеб многих революционеров.

После раскола РСДРП между большевиками и меньшевиками началась ожесточенная борьба за сферы влияния. Особенно напряженной была обстановка вокруг созыва нового съезда, на котором настаивали большевики во главе с Лениным. В эту ожесточенную борьбу был втянут и Кавказский союз РСДРП. В Тифлис приехал представитель меньшевиков И.Ф. Дубровский. Он пустил в ход все свое красноречие и уговорил-таки Совет Кавказского союза, Тифлисский и Имеретино-Мингрельский комитеты поддержать июльское заявление ЦК о несвоевременности нового съезда.

Вслед за Дубровским на Кавказ прибыли эмиссары большевиков Р.С. Землячка и Ц.С. Зеликсон, которым в ходе горячих дискуссий удалось убедить многих местных социал-демократов в ошибочности их решения. Первыми изменили свое решение Имеретино-Мингрельский комитет, находившийся под сильным влиянием Кобы, который сумел доказать необходимость съезда, и колебавшийся Кутаисский комитет, о чем Коба написал проживавшему в Лейпциге М. Давиташвили, а заодно покритиковал и Плеханова.

Отправляя свое послание Давиташвили, Коба знал, что делал. С его помощью он не только установил связь с эмиграцией, но и стал известен Ленину. Позже Сталин сдвинет этот эпизод почти на год, рассказав о том, как он написал Ленину прямо из ссылки и получил от него ответ. Этого не могло быть по той простой причине, что ответ на посланное им за границу письмо мог прийти только через несколько месяцев, когда самого Сталина в месте ссылки уже не было. Да и что мог ответить Ленин совершенно неизвестному ему рядовому революционеру? Но как бы там ни было на самом деле, заочное знакомство двух людей, оказавших решающее влияние на становление и развитие советского государства, состоялось.