Сталин: арктический щит

Спустя десять лет события повторились, только на этот раз они оказались значительно серьезнее.

7 июня 1905 года Норвегия добилась полной независимости — расторгла, с согласия Стокгольма, личную унию со Швецией. Естественно, что эмоциональный подъем в народе, вызванный столь судьбоносным событием, породил откровенно националистические чувства, выразившиеся в призывах вернуть наконец Норвегии все те территории, которые когда-либо в прошлом принадлежали ей либо считались таковыми. Те же, в свою очередь, привели к обострению разногласий Кристиании с Оттавой из-за Земли Свердрупа, с Данией — из-за восточного побережья Гренландии. Вместе с тем в обществе стало утверждаться представление о необходимости установить норвежский суверенитет над островом Медвежий и Шпицбергеном.

А.Н. Крупенский, первый посланник России в Кристиании, 6 июня 1906 года поспешил проинформировать Петербург не только о таких настроениях. Уведомил незадолго перед тем вступившего в должность министра иностранных дел А.П. Извольского и о подоплеке шумной кампании. О том, что незадолго перед тем создано несколько компаний, намеревающихся заняться добычей на Шпицбергене угля. А еще и о том, что за этими компаниями стоит английский и американский капитал. Только это, подчеркнул Крупенский, и позволяет правительству Норвегии рассчитывать при установлении своего контроля над полярным архипелагом «на поддержку Великобритании и Северо-Американских Соединенных Штатов».

При первом же свидании с норвежским министром иностранных дел Г. Левландом российский посланник выразил отрицательное отношение Петербурга к такому вполне вероятному развитию событий и вручил памятную записку, содержавшую в виде краткого резюме суть дипломатической переписки 1871–1872 и 1896 годов, а также текст достигнутого прежде соглашения. В ответ Левланд заверил Крупенского, что «норвежское правительство не питает никаких задних мыслей относительно Шпицбергена», пояснив, что его страна всего лишь «по примеру прошлых лет во время летнего сезона, когда туристы посещают остров, перевозит почту на наших пароходах, которые поддерживают сообщение между Норвегией и Шпицбергеном»⁴. Однако о разработке угольных месторождений на архипелаге английскими и американскими компаниями не обмолвился ни словом.

Казалось, решенная вторично проблема напомнила о себе всего восемь месяцев спустя. 26 февраля 1907 года норвежский посланник Г. Пребенсен вручил Извольскому ноту с предложением в самое ближайшее время обсудить вопрос правовой защиты интересов тех стран, которые занимаются либо намереваются заняться эксплуатацией недр Шпицбергена и Медвежьего острова, уведомив российский МИД, что ноты аналогичного содержания направлены также правительствам Германии, Бельгии, Великобритании, Дании, Франции, Нидерландов и Швеции. Извольский принял решение не сразу. Дал согласие на участие в переговорах по предлагаемому вопросу только 7 июля⁵.

Сообщение о том, предельно краткое, всего в четыре строки, появившееся в официозе «Правительственный вестник», на этот раз нисколько не взволновало общественность. Не вызвало ни гневных протестов, ни хотя бы мягкой критики, как то бывало уже не раз, позиции, занятой Норвегией. В России к тому времени окончательно смирились с утратой каких бы то ни было прав на полярный архипелаг. Теперь если и писали о нем в политическом аспекте, то лишь так, как журнал «Русское судоходство» — издание, опубликовавшее в сентябрьском номере следующего, 1908 года статью под достаточно выразительным, полным безысходной тоски и как бы подводящим некий итог заголовком «Грумант (Шпицберген) — потерянное русское владение».

Ее автор, прежде мурманский промышленник — китобой Г. Гебель, не стал грезить наяву, мечтая о невозможном. Отлично понял, что после того, как российский МИД официально признал архипелаг «ничейной землей», добиваться какого-либо изменения в его статусе стало практически бессмысленным. Просто попытался доказать читателям, что все могло произойти и иначе.

Гебель признал приоритет открытия Шпицбергена голландцами. Признал, что поначалу били зверье у его берегов, создавали там поселения и те же голландцы, и англичане, и датчане, и норвежцы. Но посещали регулярно архипелаг и русские. Еще с первой четверти XVII века. Устремились туда после указа царя Михаила Федоровича, запретившего всем, без исключения, в том числе и поморам с Белого моря, Печеры плавать на восток, к устьям Оби и Енисея. Тогда же на Шпицбергене возникли и первые русские колонии — постоянно использовавшиеся русскими рыбаками и зверобоями становища.

Широко используя и труды европейских авторов, и отечественных историков, Гебель создал первый довольно полный свод данных о плаваниях поморов по Баренцеву морю. К архипелагу, который они называли Грумантом.