Сталин: арктический щит

Юрий Жуков Сталин: арктический щит

Разносится песнь мертвых— над Севером,

где впотьмах

Всё смотрят в сторону Полюса те, кто

канул во льдах…

Мы так жадно мечтали! Из городов,

задыхающихся от людей,

Нас, изжаждавшихся, звал горизонт,

обещая сотни путей.

Мы видели их, мы слышали их, пути

на краю земли,

И вела нас Сила превыше земной,

и иначе мы не могли.

Редьярд Киплинг. Песнь мертвых

Глава первая. Тщетные попытки

1

В один из августовских дней 1894 года в Петергоф для доклада императору приехал министр финансов С.Ю. Витте. Он только что вернулся из продолжавшейся чуть ли не все лето поездки на Север. В Архангельск, оттуда на Кольский полуостров, далее — вдоль норвежского побережья, в Кристианию[1], Стокгольм, Гельсингфорс[2]. И теперь горел желанием непременно доказать Александру III экономическую обоснованность строительства и уже одобренных железных дорог — от Вологды на Архангельск, от Казани или Перми на Котлас, и еще одной: от Петербурга к мурманскому побережью.

В докладе С.Ю. Витте писал: «Для выяснения мероприятий, наиболее способных послужить экономическому развитию мурманского берега, мною были приняты во внимание как естественные условия этого края, так и характер тамошнего населения и хозяйственное его состояние.

Я прошел на пароходе весь мурманский берег, начиная от Святого Носа и до Пазреки, заходя в главнейшие заливы и бухты (Териберский, Екатерининская гавань, Порт-Владимир, Ура-Губа, Мотовский залив, Вайда-Губа, Печенга и устье Пазреки)…

По свидетельству поморов, море у берегов Мурмана на всем протяжении, начиная от Иоканьгских островов до Норвегии, не замерзает. Только те глубоко вдающиеся в землю бухточки, где имеется обильный приток пресной воды, покрываются льдом в своих вершинах. В остальных бухтах если и образуется тонкий слой льда, то он, благодаря постоянным приливам и отливам, быстро уносится в море. Теплое же течение Гольфстрима вовсе не допускает полярные льды приближаться к берегу… Незамерзаемость Екатерининской гавани в этой губе засвидетельствована местною администрацией и командами судов, которые почти ежегодно в ней остаются на зимовку.

Некоторые из осмотренных мною бухт (Екатерининская гавань и Порт-Владимир) даже без всяких искусственных сооружений представляют собою отличные природные порты… Все это приводит меня к убеждению, что Мурман пригоден для основания на нем более или менее крупных центров жизни.

Не могу умолчать перед вашим величеством о местном населении — поморах… Это население живое, смелое, энергичное и предприимчивое, чисто славянской крови. Известно, что западный берег Белого моря, где поморское население главным образом сосредоточено, входил уже в XI веке в состав Новгородских земель. Население это любит море и сроднилось с ним, ибо оно живет морскими промыслами, которые и обеспечивают его существование… Из поколения в поколение поморское население растет посреди суровой океанской природы, где для поддержания существования нужен упорный труд. Эти условия жизни закалили помора и дали ему ту стойкость и энергию, которые составляют его отличительные черты…

При наличии таких исторически сложившихся духовных Сил населения едва ли не надлежит дать им, в интересах государственных, возможно широкое развитие и применение. Правительственные к сему мероприятия представляются в настоящее время тем более желательными, что Мурман в экономическом отношении значительно отстал от соседнего норвежского Финмаркета[3]. В то время, когда рыбные промыслы в Финмаркене процветают и Норвегия имеет обширные рынки для сбыта рыбы, промышляемой у ее берегов, рыбные промыслы у берегов Мурмана находятся сравнительно в упадке, и наши поморы иногда предпочитают, вместо того, чтобы самим ловить рыбу, выменивать ее у норвежцев.

Эти неблагоприятные экономические условия сложились под влиянием особых причин в течение последнего столетия. В предшествовавшее же сему время, когда Финмаркен представлял собою бедную и малонаселенную провинцию, наши поморы господствовали на Северном океане. На западе их промысловая деятельность распространялась по всему Мурману, переходила Нордкап(крайнюю северную точку Норвегии. — Прим. авт.), и еще в XV и XVI веках они зимовали и устраивали склады та норвежской земле. В XVIII веке они фактически владели рыбными промыслами в Финмаркене и доставляли туда жизненные припасы, чем и было положено начало меновой торговле русского Севера с Норвегией.