Ссыльные

— Почему теперь? — спросила Ифа.

— На ум взбрело, — ответил Джимми.

— Дурака не включай, Джимми. Почему теперь?

— Когда ты беременна и все такое?

Еще пинок — на сей раз от матери. Не больно, только Джимми ей не сказал.

— Когда у Стиви Уандера жена ходила с пузом, он записывал «Внутренние видения», — сообщил он.

Ифа ничего не ответила. Не пошевельнулась.

Она любила эту пластинку. Ну, по крайней мере, уверяла его, что любит. Учтите, любить музыку с такой же силой, как Джимми, не способен никто. Однажды он встретил Саймона Ле Бона — во всяком случае, этот чувак сказал, что он Саймон Ле Бон, — в «Кафе — ан — Сен», в городе, много лет назад — и ушам своим не поверил, когда Ле Бон не смог припомнить название их первого альбома. Да и пофиг, потому что Джимми все равно собирался ему сказать, что пластинка — параша.

От Ифы тем временем — ни звука.

Джимми поцеловал ее в плечо и пропел:

— ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО…

— Джимми, — сказала Ифа.

— Чего, коза?

— Иди отсюда.

Он забрался на верхнюю койку в комнате у пацанов. Марвин, старший, залег к брату, Джимми — Второму, на нижнюю, а скоро оба перекочуют на кровать Ифы и Джимми. Так бывало каждую ночь. Стало быть, ничего из ряда вон — он просто немножко рано. Но сегодня все иначе, и Джимми это понимал.

Впервые в жизни она его выгнала.

Джимми прислушался. Ему показалось — она плачет. Поди разбери.

Он вообще ничего не слышал. Утром скажет, что пошутил. Вот принесет чаю и скажет. А что, похоже на правду. Не очень-то и хотелось по новой.

Депрессия случалась у него единственный раз — и длилась пару недель после того, как распались «Повинности». Много лет назад, он еще и с Ифой не познакомился, но саднит до сих пор. Вот он прикидывает первый контракт на пластинку с «Идиёт Рекордз» — и вот они уже лопнули. Бах — и нету, повсюду кровища, ошметки амбиций по всей лавке, ни группы больше, ни пластинки. После он носа наружу много недель не казал, не разговаривал ни с кем, ничего не слушал — особенно соул. У «Нагликов» распад случился не так болезненно. Вокалист Мика Уоллес на полтора года сел в «Маунтджой» за то, что раздел дядюшкин «форд — капри».

— Маманя башку ему откусила, что сдал меня, — говорил Мика. — Да он-то при чем? Он же не знал, что это я машину раздел.

— А зачем раздел?

— Я ж не знал, что она его, — ответил Мика. — Откуда я знал, что он тачку, блядь, купил? Прости, что с бандой так, а вот.

— Мы тебя подождем, — сказал Джимми.

— Только, нахуй, попробуйте не, — ответил Мика.

Но когда Мика откинулся — а просидел он все полтора года, первый человек в истории, что оттрубил срок от звонка до звонка, — у Джимми до свадьбы оставалось три недели, а «Наглики» даже из памяти стерлись.

Потом были «Нортсайд — Люкс», мальчуковая группа Джимми. За много лет до того, как шустряк Луис Уолш изобрел «Бойзоун», Джимми пришло в голову собрать вместе пяток смазливых парнишек и натаскать их на звезд. Прослушивания он устраивал у себя в новом доме, чтоб кандидатов отбирала Ифа. Но к концу пятого вечера, после того как у них в кухне — без холодильника, без плиты — побывали сто семьдесят три молодых человека, Джимми пришлось-таки сделать вывод, что на всем севере Дублина даже одного пристойного на вид парняги не найдется, не говоря уже о пятерке.

— Господь с ними, — сказал он тогда.

Ифа все записывала.

— Девяносто два, — сообщила она, — пели «Я слишком сексапил».

Так что вообще-то взваливать все на себя заново ему совсем не улыбалось — ни провальных начал, ни кровавых концов. На надо ему этого. У него нет времени. И сил нет. Ему и так неплохо.

Когда наутро Ифа встала, Джимми с детьми сидел на полу в кухне среди сотен компакт — дисков.

Джимми улыбнулся ей снизу вверх и обхватил пацанов руками.

— Папа группу собирает, — сказал Марвин.

— Ох господи, — вздохнула Ифа.

Глава 3 Парики в витрине

Несколько дней было непросто.

Джимми не хотелось возвращаться к директорству — очень не хотелось. Не хотелось мучиться, да и больше того: никакой музыки тут не придумаешь — нет больше такого, что его бы по — настоящему раскочегарило. У «Повинностей» был соул — Джеймс Браун на завтрак, Отис Реддинг на ужин. Джимми первым из ему известных владельцев «Уокмана» мог намеренно пропустить автобус лишь затем, чтобы дослушать до конца «Пленника любви» или «В долине» и не убавлять звук, когда пора оплачивать проезд.

Из всего, что игралось теперь, многое нравилось ему, однако не настолько, чтобы туда нырнуть и утонуть. Однако при всем при том что-то подталкивало его в затылок — давай, давай дальше.

А Ифе было мерзко от того, что она встала между ним и его махинациями. Злилась же она, потому что никаких махинаций в данное конкретное время у Джимми быть не должно. Она на шестом месяце, господи ты боже мой, она отекает, как верблюд. Бывают дни, когда и шевельнуться невозможно, когда с нее пот градом. Но эти махинации и планы Джимми — а язык у него подвешен так, что он им буквально строит все эти свои мечты, — вот что она всегда в нем любила. Да он уболтал ее и залез к ней под юбку через час после знакомства.

Ей хотелось его убить.