СССР. Незавершенный проект

Следует, по-видимому, согласиться с М. Я. Гефтером, что подобно тому, как существуют разные прогрессы (разные его типы, степени, формы), есть и разные «термидоры»[117]. Во Франции превращение исторического скачка в новую повседневность, в новый рассудок осуществляется с помощью военной диктатуры. Череду сменяющих друг друга термидорианцев с помощью переворота 18-го брюмера завершает Наполеон. Это его военный гений в сочетании с разбойничьим нравом превращает новое государство, по выражению Лабриолы, в упорядоченную бюрократию, опирающуюся на победоносный милитаризм. Основой «термидора» в России, а вернее, основой «самотермидориза-ции» российской революции («Рабочие-якобинцы более проницательны, более тверды, чем буржуазные якобинцы, – говорил Ленин Ж. Са-дулю в 1921 г., – и имели мужество и мудрость сами себя термидори-зировать) должен был, по мысли Ленина, стать нэп. Именно с помощью нэпа предполагалось совершить скачок новой России в будущее, в Современность, привести завоеванное в соответствие с наличными экономическими и культурными условиями, покончить с политикой «военного коммунизма».

Надо сказать, однако, что НЭП как проект политики «самотер-мидоризации» оказался уязвимым в одном, но главном, решающем отношении – не была коренным образом реформирована политическая надстройка (особенно партия), сложившаяся при царизме и в годы гражданской войны. Смерть Ленина, единственного, пожалуй, из всех вождей партии, кто начинал представлять себе смысл преобразований, связанных с «самотермидоризацией», прервала перемены в политическом строе страны, а уж тем более намеченные вождем персональные перемены в руководстве партии.

Из вышеизложенного, думается, очевидно: абстрактное противопоставление двух конкретных победоносных революций – французской и российской – не только обедняет понимание собственно истории; сверх того, оно показывает тщетность попыток «разорвать связь времен», отделяя пропастью пролетарскую революцию от буржуазной. Следует, однако, отдавать себе отчет и в том, что отличает рассматриваемые нами две великие революции. Речь идет не о национальноособенном, а об исторически-специфичном, которое связано с иной, более высокой стадией всемирной истории. Новое в Октябрьской революции, по-видимому, заключается прежде всего в переводе задач, решенных в свое время Францией (как и другими странами Западной Европы), на другую историческую почву, при иной, изменившейся группировке общественных сил. Новое также – в невозможности очистить российское общество от средневековья, завоевать основные условия современной цивилизации, не затрагивая экономического и политического господства буржуазии. Наконец, новое – в невозможности высвободить колоссальные источники революционной энергии и овладеть ими, оставаясь в пределах идеологии и средств старых, буржуазных революций.

Октябрьскую революцию, особенно в советские времена, называли социалистической, желая подчеркнуть, что в 1917 г. произошел формационный перелом: этой революцией в России был якобы начат переход мира от капитализма к социализму. Хотя данная констатация имеет некоторый резон (если, например, иметь в виду социалистический выбор народа), она все же носит чересчур общий характер. Исторический опыт СССР и других стран существенно изменил наши критерии в оценке того, что может быть названо социализмом и социалистическими мерами. Спустя десятилетия мы понимаем, что социализм постоянно, от эпохи к эпохе, изменяется, как и его цели и требования, что развитие трудящихся как политической и социальной силы предполагает не только превращение их в субъекта экономики, в хозяев средств производства, но прежде всего такой тип общественного развития, которые обеспечивают всесторонний прогресс членов общества. Ибо сегодня, как никогда, ясно, что трудящийся подчинен капиталистическому производству не просто из-за отсутствия у него средств труда, но и вследствие характера и способа своего труда. Другими словами, подчиненное положение работника в капиталистическом производстве связано с определенной ступенью и мерой развития человека, его «социального качества». Не случайно, по словам Маркса, «частная собственность может быть уничтожена только при условии всестороннего развития индивидов, потому что наличные формы общения и производительные силы всесторонни, и только всесторонне развивающиеся индивиды могут их присвоить, т. е. превратить в свою свободную жизнедеятельность»[118].