И не только личный опыт деятельности Автора толкал его к уточнению и перепроверке его исходных позиций. Деятельность хрущевского руководства всё больше обнаруживала свою действительную, глубинную, противоречивую суть: попытки проведения
Какие тут возможны Мартыновы, через какую еще «партию» тут пытаться выправлять «деформации»? Кто их в этой «партии» вообще выправлять собирается?
В общем, Автору надо было основательно разобраться во всём этом. Для чего прежде всего надо было немедленно и как можно дальше бежать из этой «замечательной» газеты. В аспирантуру МГУ.
И начались три счастливых года фундаментального самообразования. Всё – с самого начала, с самых азов. Особое внимание – дотошнейшему изучению Маркса, Энгельса, Ленина, стенограмм съездов партии. Что и почему предлагали классики, что предсказывали, как действовали и что из всего этого получилось – вот вопросы, на которые начал искать ответы Автор.
Первые результаты подобного самообразования и подобных размышлений – в статьях для «Нового мира» Твардовского «Суд над судьями» и «Нравственность и революция».
Вообще в центре Авторских размышлений этого периода – вопрос: что все-таки сие есть, эти самые «бюрократические деформации» – болезненные явления на в принципе здоровом социалистическом теле, или они сами уже стали всем телом социума, а социалистические вкрапления – так, некоторые еще не до конца исчезнувшие реликты былых надежд и устремлений? То и дело возникает у Автора вопрос: а вообще-то «социализм» ли у нас получился? Развернутого ответа Автор пока не давал, но неуклонно шел к нему.
И двигался он тут вот по каким теоретическим ступеням.
Вначале – о «бюрократических деформациях».
Открытым текстом писать об этом, разумеется, было невозможно – слишком бдителен был контроль со стороны цензуры, партийных органов и, конечно, госбезопасности. Поэтому писалось обо всём этом аналогиями, подтекстами, впрочем, для вдумчивого и тренированного читателя – довольно прозрачными.
Статья «Суд над судьями» – вроде бы о Германии, о том, как демократическим силам можно и нужно судить гитлеризм и преодолевать его наследие – политически, юридически, идейно и психологически. «Нравственность и революция» – о сущности и особенностях тоталитаризма (на примере маоистского Китая, хотя ясно было, что речь там идет о «китайцах», проживающих на территории от Ленинграда до Владивостока).
Конечно, Автор не отождествлял гитлеровскую тоталитарную систему и сталинский тоталитаризм. Он вполне отдавал себе отчет, что у них немало разнящегося (и в политической системе, и в идеологических концепциях). Но есть у них и существенно общее – тоталитарная форма организации общества и государства, господство бюрократии, культ вождя. И вот именно об этих элементах германской тоталитарной системы, роднящих ее с советским тоталитаризмом, и писал Автор, и потому его анализ германской реальности без труда воспринимался проницательными читателями как анализ их, отечественной, реальности. Тот же тип сопоставления использован и в статье о тоталитаризме с «китайским лицом».
Из теоретических новаций, появившихся у Автора в этот период, мы выделили бы три момента:
1. Более основательное проникновение в суть сложившейся при сталинщине бюрократической политической системы и, как следствие этого, более глубокие (и более резкие) ее оценки. Автор не ограничивается уже ее словесным осуждением и программами «устранения деформаций» через некие осуществляемые через партию (при поддержке народа) реформы. Он считает, что нужен масштабный, всенародный суд над этим, преступным, режимом, над его вдохновителями и реализаторами – подобный Нюрнбергскому. Нужно, в ходе такого Исторического суда, всестороннее осмысление происшедшего со страной для выработки иммунитета на будущее.