СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)

Прежде всего я благодарю Лигу за высокую честь, оказанную мне присуждением премии. Эта награда тем более важна для меня, что одним из моих предшественников был Андрей Дмитриевич Сахаров — борьба за права человека в СССР связана для нас прежде всего с его именем.

Я думаю, что присуждая эту премию Сахарову и теперь мне, вы имели в виду не только нас, но и все Движение за права человека в СССР — всех тех известных и неизвестных мужчин и женщин, которые словом и делом говорят миру, что свобода — не пустой звук.

В отличие от Андрея Сахарова я могу сейчас непосредственно обратиться к вам. Я чувствую себя сейчас не просто писателем Андреем Амальриком, но послом нашего движения, послом тех, кто в тюрьмах, лагерях, ссылках и психбольни-цах отстаивает свое человеческое достоинство и тем самым достоинство всех людей на земле.

Я не хочу сказать, что все эти люди дали мне мандат говорить от их имени или что они будут полностью согласны с тем, что я сказку здесь. Но мое участие в движении, мой опыт тюрем, лагерей и ссылок, мое стремление всегда писать правду и мой долг человека, которого готовы выслушать, дают мне право и обязанность просить вас смотреть на меня как на посла тех, чей голос едва доносится из СССР сквозь тюремные стены и барабанный бой официальной пропаганды.

Говоря о правах человека, мы не забываем, что существует как бы два вида человеческих прав:

одни условно можно назвать гражданскими правами;

вторые — социально-экономическими.

К первым относятся права на мысль, слово, передвижение, создание ассоциаций, инициативу — это право проявлять себя, нужное прежде всего активной части общества. В целом это право на свободу.

Ко вторым относятся право на оплачиваемую работу, медицинское обслуживание, социальное обеспечение — это право быть защищенным от социальных несправедливостей, нужное прежде всего менее активной, но более многочисленной части общества. В целом это право на безопасность.

Я начал с различения этих прав, но хочу сказать, что это — неделимые права человека. И тем более опасно, что в мире начинает торжествовать точка зрения, которая пытается не только разделить эти права, но и противопоставить одни другим.

Есть люди, которые говорят, что ради достижения социально-экономических прав нужно отказаться от прав гражданских. Есть и менее крайняя точка зрения, что сначала нужно накормить людей, а затем уже думать о свободе слова.

Этот взгляд, во-первых, безнравствен, во-вторых, исторически неверен.

Он безнравствен потому, что у человека есть не только желудок, но и голова, и сердце. Мало накормить — крестьянин кормит свой скот, чтобы тот работал. И у сытого раба остается рабская психология, если он голодный не думал о свободе. Если вы уважаете голодных людей, вы должны не только накормить их, но и дать им чувство собственного достоинства. Если два этих процесса не будут идти рука об руку, мы будем жить в страшном мире.

Исторически неверен этот взгляд потому, что там, где свободой человека было пожертвовано для достижения социально-экономических целей, там и социальные права оказались гораздо хуже обеспечены, чем в свободных странах. В СССР выше уровень безработицы, ниже пенсии и хуже медицинское обслуживание, чем в странах Запада.

Однако наступление марксизма в мире не случайно. И оно объясняется не только «заговорами Кремля», не только ставкой на такие присущие людям чувства, как ненависть и зависть, не только обаянием силы, которое исходит от СССР и так импонирует многим.

Успех марксизма объясняется, как мне кажется, и тем, что классический либерализм — идеология, которая создала современное западное общество, переживает кризис и, быть может, кризис смертельный.

Я не люблю слова «идеология», с годами я все более убеждаюсь, что главное в жизни — это простые человеческие чувства, как любовь к своей семье или уважение к своим друзьям. Я вижу зло, которое внесли в мир идеологии, вижу, как для одних идеология становится религией, а для других — религия идеологий. Не знаю, что хуже.

Однако я понимаю, что идеологии неизбежны. И необходимы, если рассматривать их только как рабочий инструмент, нужный для изменения мира.

Либеральная идеология была таким инструментом, и она изменила мир к лучшему. Но она не ответила на многие вопросы. Она как бы бросала человека в море и говорила: плыви или тони. Либерал говорил: не мешайте мне делать мое дело, и я не трону вас.

По-видимому, здесь и есть причина кризиса Люди хотят, чтобы их трогали, они хотят, чтобы о них думали, чтобы что-то требовали от них и что-то им давали. Человеку тяжело сознание, что от него ничего не зависит в мире. Либерализм не дает ответа, что делать с чувством одиночества и отчужденности.

И тут начинает орудовать марксизм.

Марксизм сделал ставку на насилие, которое Маркс называл повивальной бабкой истории, — и хотя все время эта бабка принимает уродов, а не нормальных детей, марксисты не устают обещать, что следующий ребенок будет великолепным.