Совещание не заладилось заранее. То есть план-отчет, присланный из Союза, был удивительно хорош: краткая версия оказалась в самом деле краткой, просчитанной и убедительной. Видна была рука Камалова. Полный вариант тоже укладывался в рамки здравого смысла – полсотни страниц в распечатке, все по существу и чуть сверху, деньги под такое не даст только фантастический кретин, а некоторые позиции, связанные с логистикой, реализацией «союзников», их внедрением в третью, идущую в промпроизводство модель «кипчака», а также наладка сборочных производств в депрессивных районах Сибири – под крышей «Союза», безусловно, – были неожиданностью, вполне приятной, даже для Рычева. На таком базисе можно и о втором Союзе заикаться – с химико-фармакологическим уклоном, и это только начало. «В Камалове я не ошибся, – в очередной раз подумал он с удовлетворением средней глубины, – умеет пацан собирать толковых ребят и мобилизовать их тоже умеет. А я даже семью мобилизовать не смог». Рычев с притупившимся уже сожалением вернулся к документу.
Смутила некоторая расторможенность стилистики, в которой был выполнен доклад. Например, термин «фантастический кретин» содержался в резюмирующей части краткой версии. Рычев даже хотел связаться с Камаловым и спросить, чего он курит и в чем вообще дело, но сперва увлекся пересчетом и проверкой большого план-отчета, а потом объявился Сережа Кузнецов и сказал, что это он добивал и высылал документацию, а задорные моменты почистить не решился, потому что вдруг так принято. Камалов, объяснил он, в форс-мажоре по личным мотивам, двумя словами дал понять, что за мотивы и насколько звучные, объявил об отставке Алика и приеме полномочий. Пока Рычев размышлял, не с самозванцем ли беседует, Кузнецов назвал номер приказа и сказал, что в малую рассылку он уже ушел. Рычев еще вытаскивал приказ из базы и с раскаянием удостоверялся, а Сережа уже сообщил, что послан Аликом на совещание, и, если Рычев не возражает, тронется вечерним экспрессом до Тайги, вернее, Томска, там пересядет на ночной самолет и рано утром будет как штык. Рычев пожевал губами и попросил пригласить к телефону Камалова. Кузнецов кратко сказал, что пока это, к сожалению, невозможно, но, как только срастется, Алик немедленно позвонит. Буду ждать, сказал Рычев, подтвердил, что кузнецовский штык завтра остро необходим, в самом боеготовом виде, попрощался, попросил соединить с Камаловым и принялся пинать сперва секретарей, не доложивших о смене исполнительного директора, а потом столичные департаменты, кажется, совсем выбитые из реальности перепроверкой союзных расчетов.
Камалов не ответил – в третий раз секретарь сообщил об этом совсем убитым тоном, так что пришлось его успокаивать и гнать домой. Выбить из департаментов результаты проверки – в основном подтверждающие – удалось ближе к ночи, разводить планы по категориям (безусловные, затратные и рискованные) и рихтовать текст Рычев завершил во втором часу, домой не поехал, потому что делать там с некоторых пор было решительно нечего, лег в комнате отдыха за кабинетом, уснул как провалился – почему-то в снежную яму и почему-то перед глазами маячила спина в «союзной» куртке, тяжело и безнадежно рушилась, поднималась и враскачку двигалась дальше. Проснулся от треска будильника, сердце дергалось в ритме паровоза, на ресницах вязко налип иней, Рычев мотнул головой, протер глаза – никакого инея, только помирающая тьма вокруг, – включил свет, поколебался и, судорожно подхватив распечатку, набрал кабинет Камалова, заготовив стандартное для поздних звонков в Союз приветствие: «Извините, я вас ни с кого не снял?» – и уже под гудки сообразил, что звонок скорее ранний.
Ответил Кузнецов. Коротко и толково ответил на торопливо придуманный вопрос про перевалку газа, выждал короткую паузу и заговорил сам. Сказал, что плановый вылет прохлопал. Сказал, что Камалов пропал вместе с машиной. Сказал, что все дороги перекрыты, спасатели и менты из соседних регионов втихую предупреждены.
– Что значит предупреждены? – спросил Рычев.– Их в ружье ставить надо.
– Пока они доберутся... – вяло ответил Кузнецов, и только сейчас Рычев сообразил, что Сережа, да и все руководство Союза, в отличие от него, скакало по вполне реальным снежным ямам, всерьез высматривая раскачивающуюся спину в «союзной» куртке.
Рычев зажмурился, секунду помолчал и сказал:
– Сереж, я сам свяжусь с местными властями и военными. Тебя уже не ждать, я правильно понимаю?
– Ну, еще рейс из Томска через три часа есть, сейчас здесь попробую закруглиться и выезжаю...
– Сереж, совещание через два часа, – напомнил Рычев. – А самолет сколько летит, четыре часа?
– С гаком, – убито подтвердил Кузнецов.
– Ищите Алика, Сережа, держите в курсе. Я как-нибудь сам справлюсь.