СССР

Так и есть: капюшон упал мне на лицо, но край глаза кольнул блеск перстня, который заметался по груди отпавшего мелкого. Ствол, понял я, и плотнее скрутил шею бандюка ноющими уже ступнями. Без толку: вжикнула молния, и искорка погасла за пазухой мелкого. Да сдохни же, с тоской подумал я, поплотнее зафиксировал руки-ноги и с сиплым ревом стал выпрямляться, чтобы порвать гада. Машину снова мотнуло, нас протащило к левой двери, затылок заломило, гад не порвался, а, засипев, выдернул руку из куртки мелкого – и теперь отсвет приборной доски плясал уже по граням пистолета. Конец. Отпускать шею или ноги противника нельзя – выскользнет и грохнет. Держать тоже нельзя – изловчится, чтобы в себя не попасть, и грохнет. Я зарычал, уткнулся лицом в шерстяную голень врага и вгрызся в нее, судорожно сжав челюсти. В рот брызнуло соленым, миндалины взвыли. Жлоб замычал, задергался и принялся вслепую бить мне в голову стволом пистолета – видимо, не успев снять с предохранителя. Первый удар скользнул по спине и пришелся в спинку кресла несчастного водителя, второй сквозь капюшон содрал кожу на затылке. Тут я и сообразил, откуда руки растут, и третий удар поймал: пока зубы держат, уполовинил захват коленей и встретил врага правым локтем. Удар прошел, кулак с пистолетом улетел куда-то в сторону, я спешно сунул руку обратно под колени жлоба, надеясь довести прием до смерти. И тут «единичка», страшно и с грохотом врубившись во что-то правой скулой, на томительное мгновение зависла в невесомости, а потом будто прихлопнулась бетонной плитой. В кармане сиденья под моим затылком рванула граната, и голова лопнула с диким грохотом.

5

И шипит она,

                    выгнав мужа вон:

– Я

     ему

           покажу советский закон!

Владимир Маяковский

– Qizim, [11]я тебе сразу говорила: не надо с этим связываться. Права была ведь.

– Мам, не начинай.

– Я и не начинаю, просто к матери иногда прислушиваться надо, что говорит.

– Мама!

– Да молчу уж. Но я вообще не понимаю... Ты куда пошла?

– На вокзал.

– Зачем?

– В Москву поеду. Здесь мне, чувствуется, жизни не будет.

– Qizim. Эля, стой. Вернее, сядь, пожалуйста. Давай уже не будем обострять. Ты на нервах, я на нервах. Я больше не буду этой темы касаться, обещаю. Но один-то раз ты можешь нормально матери объяснить, для чего ты все-таки в это влезла?

– Один раз могу. Один раз, ладно? Еще раз если будет – я улетаю, и все. Мне нервы беречь надо, и не только ради меня.

– Всем нервы беречь надо. Так будешь рассказывать?

– Да нечего рассказывать. Ленка на коленях просила, у нее с этим Эдиком любовь, ему как раз работу предложили, место в конце года освобождалось, но требовалось российское гражданство – обязательное условие. А у него казахское и родственников в России нет. Платные схемы очень дорогие, законные – очень долгие, он не успевал. Самый простой и быстрый вариант – жениться на россиянке. А Ленка тогда еще замужем была за Простяковым. Он развода не давал... ну, ты помнишь.

– Что-то помню.

– Ну вот. Она и прибежала ко мне: лучшая подруга, выручай, все такое. Как тут откажешь?

– А деньги?

– Какие?

– Стоп. Ты бесплатно, что ли, ему гражданство подарила, ничего за это не получила?

– Ну ты даешь. Я тебе проститутка, что ли, – деньги за услуги с посторонних мужиков брать?

– Зачем с мужиков? С Ленки своей.