Читаем Срыв полностью

После доспехов произошло короткое «массовое сражение по правилам маневров», как значилось в распечатанной Владом программе. В сражении участвовали человек по пятнадцать с обеих сторон… Петрова все-таки потянуло поиронизировать над «массовостью», но он вовремя вспомнил, что в каком-то серьезном фильме видел одну из знаменитых средневековых битв англичан с шотландцами, так там сошлись тоже с полсотни мужичар и порубили друг друга. Оставшиеся в живых несколько шотландцев стали махать топорами и кричать, что их победу будут прославлять в веках. Так оно и получилось… Может, такая вот «массовость» ближе к истине, чем слова летописцев – «рать безмерно велика была», «несчетно множество их избиша»…

По окончании довольно схематичной битвы был концерт фолк-рок-группы. Музыканты с непокрытыми головами мужественно пели около часа. Причем фолк и рок в композициях перемежались поистине с математическим постоянством: сначала мощно гремели ударник и басист, затем они почти смолкали, зато вступали скрипка и дудочка, а после их партии, под перебор акустической гитары, звучал чистый, молодецкий голос вокалиста:

За деревней у реки кто с утра уж трудится?Уперев свой взор в огонь, кто сурово хмурится?Кто свой трудный день начал с именем Сварога?Кто в почете у людей, под защитой бога?..

– Сварог – это ведь языческий бог? – когда музыка слегка притихла, спросил Влад.

Петров, поморщившись, кивнул. Объяснять, что вообще «Сварог» – скорее всего, отсебятина переписчика летописи, жившего не раньше пятнадцатого века, желания не было. Существовал у славянских язычников Сварожич, но и с ним не всё ясно…

Пока группа исполняла то героические, то лирические песни, на поляне шла установка приспособлений для конных состязаний. Натягивались веревки, втыкались штыри с кольцами; полная женщина принесла и высыпала на траву из мешка кочаны капусты.

Конники копьями снимали кольца со штырей, рубили саблями и мечами капусту и яблоки, пытались поднять с земли разбросанные платки. Те, что скакали быстро, в основном терпели неудачу, зато медлительным, на «манежном галопе», как насмешливо заметил ведущий в одежде холопа, чаще удавалось выполнить задание…

Публика хлопала, одобрительно охала, когда у конников получалось, порой раздавались смешки. Особенно потешен был единственный участник в доспехах ордынца. В седле он держался нетвердо, никак не мог справиться ни с копьем, ни с саблей. Смешило и его имя – «темник Котий».

– Если все монголо-татары были такими, – заметил Влад, – то ничего удивительного, что в Воже перетонули.

– Любимый, не критикуй, – пошлепала его по ноге жена. – Ты бы ни одного кольца не снял.

– Так я и не берусь…

Победил в итоге наездник из медлительных. Когда ведущий объявил, что ему шестьдесят пять лет, посвистывания сменились на вполне искренние аплодисменты.

А потом народ потянулся вверх по склону, к дороге. Фестивальные мероприятия закончились.

Теперь Петров шел впереди Бурковских, жены и детей. Страшно хотелось пить, сухость во рту сделалась после взвара особенно противной – кисло-горькой, с привкусом забродившего яблока.

Возле первого от церкви колодца толпилось не меньше сотни людей. Впереди было еще два. Но у второго отсутствовало ведро.

– Спецом местные сняли. Сволочи, – говорили подходившие к колодцу.

Петров прибавил шагу, намереваясь обогнать основную массу тех, кто возвращался к машинам. Размечтался – а что еще оставалось? – о бутылке холодной воды, о том, как дома ляжет в прохладную ванну… И тут в спину ткнули. Не больно, но остро, словно пальцем.

Решив, что это сын догнал и решил пошалить, Петров сделал сердитое лицо и резко обернулся.

Вместо Никиты оказался бледненький пацаненок лет восьми с арбалетом в руках. Так же сердито смотрел на Петрова.

– Ой, вы извините! Извините, пожалуйста! – стала плаксиво тараторить пожилая женщина, видимо, его бабка. – Устал, вот и вытворяет… Нельзя так, Гордей!

Понимая, что разборки отдаляют его от воды, Петров пошагал дальше.

– Подбери стрелу-то! – раздался совсем уже не плаксивый голос пожилой.

К колодцу тянулась вереница примерно из десяти человек. Вода явно была… Петров почти подбежал, встал в очередь.

– Сашка! – крикнул щупленький полутораметровый мужичок в выгоревшей до бесцветности рубахе, наполняя бутылку. – Неси еще, кончается!

Петров увидел на бортике колодца ведро с цепью. Оно было на треть полно беловатой жидкостью.

– А что с этой? – спросил он стоящего впереди парня.

– Да кончилась, видно.

– Хм, а я думал, это у Толстого гипербола…

– Че? – парень насторожился.

– У Льва Толстого в романе «Война и мир» есть такое: «Солдаты выпивали воду в колодцах до грязи». Я думал, он преувеличил – оказывается, действительно бывает.

– М-м…

– Сашка, да где ты там?!

Мужичок был слишком деятельный, вошел, как говорится, в раж. «Может, пьяный?» Да нет, на пьяного не был похож… «Перегрелся на солнце».

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги