Срыв

И зачем она решила жить здесь, в гостинице? У нее ведь ребенок, муж, наверное… Хм, Сергей Игоревич только сейчас обнаружил, что почти ничего не знает о Елене. Тогда, в ноябре, не хотелось знать, не хотелось слов, вообще человеческой речи – всё это было не нужно. А теперь нужно. Нужно стало узнать, поговорить. Сказать много слов, уговорить, убедить. Пойти, запереться, раздеться, лечь…

Моментом пространство под черепом залили сладостные картинки. Воспоминания и фантазии. От них, почти несбыточных, напрасных, стало тошно, и Сергей Игоревич с трудом проглотил очередную ложку молочной каши «Дружба». Сполоснул рот кофе.

По пути к лифту поглядывал на завтракающих. Ивана не заметил. Дмитрия Абрамовича – тоже… Этот наверняка мнет сейчас женщину Ольгу… А что, он не человек, что ли? И не такой уж древний. Хоть и трухлявый, но большой, уютный, для секса еще наверняка пригодный. Женщинам с такими, слышал, хорошо.

Распаляя и добивая себя такими мыслями, добрел до номера и просидел на стуле, как Наполеон после Ватерлоо (сам с усмешкой нашел такое сравнение), до без четверти десять.

Очень не хотелось, не моглось тащиться на мероприятие, где к тому же предстояло выступать с докладом. Стоять на сцене и минут двадцать шевелить языком. Но что делать: дорогу, проживание и питание оплатили, и он обязан отработать…

Зачирикал мобильник. Жена.

– Привет, как ты там?

– Всё нормально… Сейчас пойду выступать.

– А что голос такой? Ты чем-то расстроен?

– Да так… Тягостно как-то… Ладно, ничего страшного.

Жена поверила, пожелала всего хорошего, добавила, что соскучилась.

– И я, – ответил Сергей Игоревич, ощущая, что действительно хотел бы оказаться дома, рядом с ней…

И никуда больше не ездить, никого не видеть. Стать старым. Степенным стариком с большой пенсией…

По-стариковски кряхтя, поднялся, стал собираться. Подбадривал, стыдил себя: «Чего раскис? Может, и к лучшему, что не получается. И не пацан – из-за этого смысл жизни терять». Это слегка помогло, в холл спустился внешне веселым.

– Так, все? – хлопотала, но не заполошно, а как опытный сержант, Елена. – Тогда выдвигаемся. Там народ будет, неудобно опаздывать.

Вслед за ней потекли на улицу, повернули в сторону библиотеки.

Сергей Игоревич заметил впереди Ивана. В черных джинсах, заправленной в них черной рубашке, мощный кожаный ремень на поясе…

– Привет, – догнал, пошел рядом.

– А, – Иван выглядел утомленным, – здоро́во.

– Не выспался?

– Да-а… Бурный вечер вчера получился.

– В смысле? – у Сергея Игоревича засосало в груди.

– Ну, перебрал слегка.

– А, это… Я тоже.

Библиотека оказалась огромной. Новенькое, с широченными окнами двухэтажное здание. Словно не на Крайнем Севере построено, а где-нибудь в Анапе или Сочи. Потолки высокие, в холле на втором этаже – настоящий сад.

Здесь же, в библиотеке, находился и Дом памяти, директором которого была Елена.

– Мы не бедные родственники, – объявила она в присутствии библиотекарей. – Изначально делим помещения. Актовый зал – общий.

Елена была деятельна, гостеприимна и как-то вызывающе соблазнительна. Высокая, легкая, сочная. Ладная, как говорили раньше. Казалось, каждое ее движение рассчитано на то, чтобы мужчины изумленно облизывались, а женщины завидовали. И Сергей Игоревич недоумевал, почему окружающие Елену люди выглядят вполне равнодушными.

«Филологические черви», – насмешливо-презрительно произнес один голос. А другой, серьезный и грустный, спросил: «А ты не влюбился ли?»

Когда-то Сергей Игоревич прочитал в одной случайной газетке, что любовь – это болезнь. Болезнь в прямом смысле слова. Даже в реестр заболеваний внесена…

Болел ли Сергей Игоревич любовью? В школьные годы – было. В девятом классе влюбился в девочку из соседней школы. И до этого возникали постоянные влюбленности, но здесь случилось всерьез: не мог спать, учиться, разговаривать с родителями, кусок в горло не лез, от запаха еды тошнило. Сердце то колотилось, то замирало, то падало куда-то в живот… Часами бродил возле той соседней школы, и опасность получить от враждовавших с их школой пацанов не пугала – вернее, он даже хотел подраться, героически проиграть, и желательно на ее глазах. Он узнал, где живет его любовь, и торчал возле подъезда… Она знала о его чувствах, была к нему добра, соглашалась погулять в парке или по набережной, они даже целовались… Что дальше – тогдашний Сергей Игоревич не то чтобы не знал, но не решался предложить. Да и где? В квартирах – родители, братья или сестры, дач у них не было…

Болезнь продолжалась до поступления Сергея Игоревича в университет. Некоторое время они переписывались, он бегал звонить ей с телеграфа, а потом постепенно прошло.

В универе были романчики с однокурсницами, но легкие, без болезни.