Срок

Я знала, что не смогу его увидеть лично, или побыть с ним, или подержать его за руку, или погладить его бугристый лоб. Но, припарковавшись рядом с больницей, я была ближе к Поллуксу, чем дома, и могла убедить себя, будто что-то делаю для него. Я уставилась на окна больницы, освещенные холодным светом. В течение нескольких часов я наблюдала, как головы людей то появлялись, то исчезали. Я знала, на каком этаже он находится, но понятия не имела, куда выходят окна его палаты. Я знала достаточно историй о других семьях, столкнувшихся с коронавирусом, об их взаимоотношениях, о случаях заболевания. Я не понаслышке знала, каково это: когда твой любимый человек не может общаться с тобой. Вскоре меня попросили уехать. Я заправилась, купила пакет кукурузных чипсов с соусом и бутылку воды. Нашла другой выезд с ночной стоянки и вскоре вернулась, не собираясь уезжать, пока не узнаю побольше о Поллуксе. Натянула спальный мешок и закрыла глаза. Но я не спала. Я просто пыталась дышать. И тут у меня зазвонил телефон.

– Миссис Поллукс слушает, – произнесла я.

У позвонившей женщины был молодой чистый голос. Она говорила, как не по годам развитый подросток.

– Я доктор Шеннон. Просто звоню, чтобы сообщить вам новости. Вашему мужу продолжают давать дополнительный кислород, и мы действуем осторожно. Еще слишком рано говорить о том, идет ли он на поправку, но он сильный человек, и у него довольно хорошее здоровье. Он просил передать вам, чтобы вы не спали на парковке.

– Вот дерьмо, – отозвалась я. – Я остаюсь.

– Какое-то время новостей не будет.

– Я буду ждать здесь.

– Это небезопасно, миссис Поллукс.

– Для меня это безопаснее, чем быть вдали от него.

Доктор долго молчала, а когда ответила, ее голос звучал сдавленно.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Я вас понимаю. У меня здесь тоже лежал близкий родственник.

– Он выжил?

– Нет.

– О черт, доктор. Внимательно следите за Поллуксом и продолжайте звонить мне. Он моя счастливая звезда. Он мой…

Я прервала звонок, откинулась на спинку сиденья и попыталась жить дальше.

Вопросы, задаваемые Туки самой себе

Проснувшись в предрассветный час, смотрю на запотевшее от дыхания лобовое стекло. Ощущаю страстное желание вытянуться, как после бесконечной поездки на междугороднем автобусе. Я словно застряла в ноющем теле, онемевшей заднице, замерзших ногах.

Кто ты такая?

Сочное жаркое, живущее в осознании времени.

Ты можешь перестать злиться на Поллукса?

Он надел на меня наручники в «Счастливой собаке». Меня судили и приговорили к тюремному заключению. Он не приходил. Его не волновало, что меня переводили из одной тюрьмы в другую или что я сломалась. Его не было рядом, когда я была напугана, видела отвратительные сны, не хотела покидать камеру. Он жил старой доброй жизнью Поллукса, когда я была растением.

Был ли он в ответе за твое вегетативное состояние?

Не совсем. Я имею в виду, он, по его словам, молился за меня. Но он жил своей жизнью без меня!

Возможно, он наслаждался жизнью без тебя. Но так ли ужасно наряжаться фруктом?

Да.

Ты думала о нем? Ты писала ему?

Ответ на первый вопрос – иногда. На второй – нет. Я изо дня в день пыталась выжить под бременем вынесенного мне приговора. Полагаю, меня еще до Флоры преследовали призраки.

Какие призраки?

Страх и ужас.

Перед чем?

Перед тем, что произошло.

Продолжить?

Перед тем, что меня заперли. Перед тем, что обо мне забыли нормальные люди. Перед тем, что я оказалась подчиненной, управляемой, наблюдаемой, доедающей крохи, оставшиеся от процветающей нации. Страх перед тем, чтобы идти лишь туда, куда тебе позволяется, вспоминать печеную картошку, «Счастливую собаку» и ночное небо с одинаковой слезливой тоской.

Зачем, после всего этого, беспокоиться о призраке Флоры?

Действительно, зачем? Я ведь уже доказала, что меня слишком много! Я должна смириться. Так же, как смирилась с пюре из брюквы.

А Поллукс? Согласишься ли ты с тем, что, когда он выполнял свою работу, он подвел тебя? Сможешь ли ты простить его за это?

Радуга