Срок

Мы держались за руки и плакали, покоряясь беде, по нашим щекам, посеревшим от страха, текли слезы. Через некоторое время мы набрались храбрости и назначили время сеанса связи с Поллуксом. Час спустя наш любимый медбрат Патрик уже держал в руках айпад. Призрачное изображение Поллукса, серое, как ил, проплыло перед нами. Я пыталась разжечь свою любовь до такого пламени, которое прожгло бы экран. Могу засвидетельствовать, что Хетта тоже пыталась изо всех сил, называя его папочкой. Мы с ней поклялись друг дружке не плакать. Джарвис продемонстрировал новый зуб. Мы говорили все, что могли придумать, и пытались отпускать бесполезные шутки. Его глаза были широко раскрыты и беспомощны. Мы видели, как он с трудом дышит. Патрик прервал сеанс связи и сказал нам, что пришло время перевернуть Поллукса на живот. Сидящая на диване Хетта начала клониться в моем направлении, и я поймала ее. Я пыталась утешить. Мои похлопывания были неуклюжими, голос звучал скрипуче и напряженно. Но Хетта не отстранилась. Поллукс на экране выглядел призрачно. С нами всеми такое случается. Например, мы порой выглядим как призраки-спецэффекты в малобюджетных фильмах шестидесятых годов. Но я отчаянно, мучительно хотела, чтобы Поллукс стал осязаемым и теплым. Я хотела почувствовать на себе его большие руки, увидеть его плечи, горбящиеся, когда он смеется, его скептический взгляд, его квадратную голову, ощутить его большое крепкое тело в моих объятиях.

Необъяснимые чувства привязывали меня к Поллуксу. В нем было то, чего он никогда не демонстрировал другим людям – нежность прежде всего, но еще и то, что, как он знал, я понимала. Во времена его занятий боксом он мог ударом сбить человека с ног. В дни, когда он принимал участие в уличных драках, он знал, когда нужно укусить противника за палец, чтобы он тебя отпустил, а его рука на время вышла из строя. Как он винил себя, кода его первая жена умерла от передозировки, – обстоятельство, до жути совпавшее с причиной смерти моей матери. Его вина была такой же, как и моя. В молодости он был веселым, но в то же время голодным до жизни. Он любил своего дядю, научившего его шаманским обрядам, которые он практиковал сейчас. Иногда, просто взглянув на Поллукса, люди думали, будто он рвется в драку, и пытались первыми наброситься на него. Со временем он стал нежным и пытался сохранять равновесие в мире не с помощью правил или силы, а с помощью песни.

Лили Флорабелла

Я пришла в книжный магазин, потому что не могла больше ходить по кругу. И я пыталась отвлечься от того факта, что ничем не могу помочь Поллуксу. Я была в таком отчаянии, что попыталась прояснить ситуацию с Асемой.

– Мне нужно еще раз с тобой поговорить, – сказала я. – На этот раз обещаю, что не упаду в обморок.

Асема осторожно вздохнула. Пенстемон работала в задней части магазина. Я услышала, как машинка для наклеивания скотча издала скользяще-щелкающий звук. Девушка разгладила пальцами ленту и положила заклеенный пакет на стопку других.

– Это касается Флоры-ибан.

Мы находились в разных местах магазина, и я поняла, что не могу вспомнить, когда за пределами нашего дома в последний раз разговаривала с двумя людьми одновременно.

– Я так понимаю, она все еще ошивается поблизости?

– Хуже.

Попытка Флоры проникнуть в мое тело, казалось, произошла вечность назад, а мне чудилось, будто это случилось только вчера. Таково было искривление времени в нашу эпоху.

– Хорошо, – сказала Асема. – Мы все равно собирались тебе позвонить, потому что я расшифровала большую часть рукописи, которую украла у меня Флора. Мне кажется, я кое-что поняла. Я уже обсудила это с Пен.

Мы договорились встретиться в парке у книжного магазина, где смогли бы продолжить разговор, и я ушла. Сначала я заскочила к себе домой и забрала почту. Потом надела черную фланелевую рубашку, принадлежавшую Поллуксу. Это была моя «счастливая» рубашка, и да, я начала носить одежду мужа, чтобы он всегда был со мной. За исключением того, что его брюки были мне тесны, потому что у него была одна из самых тощих мужских задниц среди всех анишинаабе. Так что я носила его рубашки и куртки. Я пошла в парк, села на скамейку и стала просматривать почту, ожидая Пен и Асему.

– Что у тебя там?

Асема стояла рядом со скамейкой.

– Купоны. Счет. Листовки, призывающие голосовать.

Я подошла к урне, намереваясь выбросить все, кроме счета за воду – за бесконечный душ Хетты.

– О нет, только не это, – воскликнула Асема.

Она подошла ко мне сзади и выхватила пакет с материалами для голосования.

Было достаточно тепло, чтобы сидеть на траве. Мы сняли куртки и расселись на них под лучами заходящего солнца.

– Ну, рассказывай.

Асема бросила заговорщический взгляд на Пен, которая сузила глаза и сделала вид, будто происходящее жутко ее интересует. Они обе заплели волосы в обвивающие головы косы в девчачьем стиле, очаровательные и неуместные.