– Отчего же плохо? – стал рассуждать Саша. – Пороховые заводы работают в полную силу, где только возможно закупается свинец, закладываются магазины. Просто держава готовится к новой войне, и от этого случилась вся экономия. В полках проводят учения, а мы запрещаем точить сабли[36]и докладываем, сколько зарядов было сохранено, вместо того, чтобы учить нижних чинов прицельной стрельбе и рапортовать о пораженных мишенях. Нет экономии лишь у артиллеристов. Так что, мой вам совет: делайте пушки.
– Нет – так нет, – отрезал я. – Замечу, что если вы надумали засвидетельствовать свое почтение Есиповичам, то с недавнего времени они перебрались в Смоленск.
– Покорно благодарю, но я уже знаю от матушки, что Генрих Вальдемарович проживает в городе. Арсений письмо просили передать, да и у коменданта отметиться необходимо.
Я посидел еще некоторое время, погрузившись в свои мысли. Потом встал и протянул руку:
– Удачи вам, Саша и берегите себя, – сказал я, прощаясь и пожимая Александру руку.
У меня нередко бывали минуты, когда я живо чувствовал, что в жизни, которая выпала на мою долю, есть своя прелесть, и вот сейчас, покончив со своими делами, я продолжал стоять и смотреть на небо, но уже не с целью отвлечься, а с восхищением, как на прекрасное произведение искусства. С минуту я стоял словно потрясенный полной отчужденностью этой живущей своей жизнью бездны, или, вернее, ее непричастностью ко всему людскому, ибо на всем пространстве, которое она обнимала, не было не видно и не слышно ни души. Люди с их проблемами как будто и не существовали, и казалось, не было ни одного земного существа, кроме меня.
Так я простоял, поглощенный своими мыслями, глядя прямо перед собой в необъятную даль, и прошло некоторое время, прежде чем я с удивлением обнаружил, что бывает иной раз, очутится человек где-нибудь совсем один ночью, и ему становится не по себе, и он ждет и надеется, что вот-вот кто-нибудь появится вблизи. Но еще более трудное испытание, это обнаружить около себя чье-то таинственное присутствие, когда все чувства, и восприятия, и память, и чутье, и сопоставления, и доводы, и догадки, и умозаключения, и все доказательства, которыми располагает логика, – все вселяет в тебе полную уверенность, что ты в полнейшем уединении. Увы, действие артефакта все чаще беспокоит меня, словно опасность где-то рядом.
На ночь глядя я уехал в имение Есиповичей, где с раннего утра засел за работу, которая, к слову сказать, совсем не спорилась. Испытывая долю огорчения от недавнего разговора и пытаясь заглушить тягостные мысли, я никак не мог сосредоточиться. Подключение «родственника» к армейским испытаниям нового штуцера казалось мне довольно неплохой идеей, пока не получил отказ, причем аргументированный. На первый взгляд, в предложенной мною формуле все было ладно, и только разобравшись детально, я понял, какую ошибку совершил. Ставя задачу, в первую очередь стоило обращать внимание на правильно расставленные приоритеты, что я полностью проигнорировал, и на корню загубил нужное начинание. Слово «родственник» необходимо было заменить на «заинтересованное лицо». Впрочем, к чему уже махать кулаками? Ведь основной целью было для меня хоть чем-то помочь Саше, и это предложение, пусть и косвенно, явно поспособствовало бы его карьере, но не срослось. Каждый человек кует свое счастье сам, и в моей истории Александр закончил свой жизненный путь весьма скверно: связался с декабристами и, как следствие, оказался в Сибири. Видимо, судьба у него такая.
День пробуждался медленно, и вместе с новыми чаяниями, связанных с визитом Полушкина, поглотив собой легкий завтрак, а также стопку исписанных листов, в которых угадывались письма разнообразным людям, в разных городах, но объединенных одним занятием – пошивом верхней одежды и прочей амуницией я позволил выйти во двор. Возле пруда Иван Иванович уже седлал коня и вскорости готов был уехать. Погруженный в задумчивость, я бродил среди деревьев, как вдруг до меня донесся стук копыт, и вдали показался несущейся к именью всадник.
– Отец! – не слезая с седла, крикнул Ваня. – В Каспле карета остановилась, тебя разыскивают.
– Есть подробности? – взволнованно спросил Полушкин.
– Их двое, басурмане, но говорят по-нашему. Мадам Жульет и какой-то Альхен. Вчера прибыли, издалека. Дама в трактире осталась, а спутник ее про тебя разнюхивал и уже знает, где искать. Трактирщик племянника к нам направил, когда они собираться в дорогу стали, думаю, скоро будут здесь.