Среди пуль

Белосельцев сидел в кабине между раскосым, сосредоточенно-веселым водителем и Клокотовым, обхватившим пачку свежих газет. Бессильно, безвольно чувствовал огромный солнечный город с тысячью проездов и улиц, с бесчисленными маршрутами, перекрестками, эстакадами, и среди этой путаницы, лабиринта, мигающих светофоров и указателей существует один-единственный, строго определенный маршрут, по которому, как по рельсам, движется неуклонно колонна, приближается к определенному для них конечному пункту. Он увидел, как слева появился, начал их обгонять бэтээр. За ним – другой, третий. Колонна зеленых транспортеров мерно, мягко приседая на толстых колесах, переливаясь ромбами, поблескивая триплексами, с расчехленными пулеметами, стала их обгонять. На броне в вольных позах сидели автоматчики в серых камуфляжах, в черных, натянутых на головы масках. В прорезях мерцали глаза и краснели губы. Белосельцев смотрел на них, угнездившихся на броне с грубым и небрежным изяществом. Считал бэтээры с желто-красными эмблемами, на которых прыгал хищник. Каждая клетка, каждый корешок волоса вырабатывал каплю страха, которые сливались в общий парализующий страх всеведения, – он, Белосельцев, бессилен предотвратить несчастье.

– Смотри-ка, флаг, красный!.. Наши!.. – воскликнул водитель, кивая на транспортеры. – Перешли на сторону народа!..

На одном из транспортеров на гибкой антенне трепетал красный флажок. Водитель опустил стекло, замахал автоматчикам.

– Даешь Останкино! – крикнул он сквозь ветер. – Пристраивайся за нами!

Бэтээр медленно обгонял грузовик, погружался в сумрак туннеля. Автоматчики в черных масках молча смотрели, как приветствует их водитель. Один из них показал кулак с поднятым вверх большим пальцем, а потом резко опустил палец вниз. Исчез в фиолетовой горловине туннеля.

Москва в предвечерний час была голубой, золотой, в малиновых пятнах солнца. Окна на этажах загорались, словно кто-то огромный бежал, держа над головой огненное зеркало. Свернули с Садовой на проспект Мира. Мелькнула в прогале церковная главка, белый, как кружевной воротник, Олимпийский стадион. Проехали узорчатый, как печатный пряник, Рижский вокзал. Впереди хирургической сталью засиял монумент с ракетой. Голубыми дымчатыми деревьями возник Ботанический сад. Колонна оставила шумный проспект и свернула к Останкино, к пруду, к старинной усадьбе, над которыми в перламутровом свете возвышалась телебашня. Колонна направлялась к этой башне, к ее зеленоватым, розоватым, золотисто-красным отсветам, и Белосельцев завороженно и обреченно смотрел на нее.

– Бля, ни души!.. Разбежались!.. – изумленно сказал водитель.

Пустота и стерильность улицы, близкое, из белой стали лезвие монумента, огромный, воздетый шприц телебашни, хрустальный, в переливах, куб телецентра, солнечные, бьющие из неба прожекторы вызывали сходство с операционной, куда привезут больного. Уложат, усыпленного, во всю длину на асфальт, вдоль розового пруда, золотистого парка, стеклянных стен, у подножия отточенной башни. Это сходство усилила реанимационная машина, которая обогнала колонну с воем сирены и будто воспаленным лиловым огнем.

Колонна остановилась перед главным зданием телецентра, стеклянным бруском, в котором отражался угасающий день. Народ выскакивал из автобуса, выпрыгивал из грузовиков. Красный Генерал с охраной, среди которой выделялся Морпех, озирался, еще не понимая, куда он должен идти, что делать, какие отдавать приказания.

Перед фасадом вытянулась нестройная цепочка безоружных солдат. Перед ней, покрикивая, посмеиваясь, стали выстраиваться демонстранты, оснащенные кто щитом, кто трофейной дубинкой. Беззлобно подтрунивали, цепляли шуткой солдат. Красный Генерал уже с мегафоном, обретя уверенность, похаживал и покрикивал:

– Грузовики и автобус – обратно, навстречу пешим колоннам!.. Доставить сюда народ, как можно скорее!.. Оружие в ход не пускать!.. Митинг отставить!.. Переговоры веду только я!..

Окруженный охраной, он направился к стеклянному входу. Дверь была заперта. Было слышно, как он стучит в нее кулаком.

Демонстранты приблизились к солдатской цепи, похлопывали солдат по плечам, предлагали сигареты.

– Все, парни, отстояли!.. Сейчас по казармам, греться!.. Бобик в Кремле сдох!.. – Пожилой рабочий, повесив за спину трофейный щит, угощал солдат сигаретами. Те смущенно топтались, а потом дружно потянулись к пачке. Рабочий терпеливо подставлял им зажигалку, от которой они прикуривали. – Теперь власть народа!.. Вашим мамкам, батькам хватит спины гнуть на банкиров!.. Над Москвой-матушкой опять красный флаг!..

Красный Генерал лупил кулаком в дверь. Ему помогали автоматчики. Белосельцев издалека видел Клокотова, который, приблизив губы к стеклу, что-то выкрикивал внутрь здания.