Читаем Среди пуль полностью

Белосельцев испытывал ненависть, был готов выхватить спрятанный пистолет и стрелять в это змееподобное крылатое чудище, пославшее на людей мерзкую жестокую рать. Всаживать пули в белые шишаки, простреливать безумные, с дурной кровью головы. Но сквозь ненависть, бред и болезнь он останавливал себя. «Стоять!.. Мне надо туда, в Дом Советов!.. Уцелеть, донести информацию!..»

И он стоял, наблюдая побоище.

Клин рассек толпу. Народ, расчлененный надвое, распался, раздвинулся, оставляя пустой прогал. На липкой земле валялись шапки, зонты, корчились оглушенные люди. Какая-то женщина с растрепанными волосами, залитым кровью лицом слепо ползла, протягивала руку, нащупывала перед собой пустоту.

– Фашисты!.. – кричали омоновцам. – Матерей у вас нет!.. Жидам продались!..

Но те не слышали. Работали их конвульсивно сжатые мышцы. Били в животы кожаные блестящие сапоги. Метко, жестоко ударяли палки. Ломали ребра, выбивали глаза, оглушали, заваливали.

Рассеченная надвое толпа пропустила сквозь себя таран и снова сошлась. Слиплась из отдельных комков и клочьев уже неплотная, рыхлая, пропущенная сквозь удары, боль, страх, лишенная недавней ненависти и протеста. К этой толпе из темных проулков, из-под деревьев сквера выкатывали новые автобусы, слепили фарами. Из дверей выскакивали новые бойцы, строили боевые порядки, вздымали палки, гнали, рассеивали по сторонам остатки толпы.

Окружавшие Белосельцева люди, еще неизбитые, внимали крикам боли, зовам о помощи. Но уже не было недавнего отпора и ярости, желания схватиться, отбить натиск. Вместо этого появились беспомощность и трусливая злоба. Люди отступали, бежали, поскальзываясь на мокрой траве. Их били вдогон, гнали, как скот, всех в одном направлении. Они исчезали, получая удары в худые хребты и сутулые спины.

Среди хруста, стенаний, пузырей кровавой слюны, выбитых зубов и разорванных ртов чья-то рука врубила динамик. И над побоищем, над бегущими людьми грянул «Свадебный марш» Мендельсона.

И будто в столбе синеватого света, огромный, до туч, встал Ростропович. Он размахивал своей дирижерской палочкой, валил направо и налево разбегающийся кричащий народ. Белосельцев увидел, как офицер в кожаной куртке, портупее и белом шлеме гнал женщину, преследуя ее ударами. Женщина подпрыгивала по-куриному, вскрикивала, закрывала шею руками, а офицер настигал ее и бил ее до тех пор, пока та не упала. Он наступил на нее сапогом и стал бить палкой по худым ногам, по маленькой голове.

Белосельцев собрал последние остатки сил и ненависти, в горячечном прыжке налетел на омоновца, толкнул в бок. Тот обратил к нему безумное лицо с крутящимися, наполненными блестящей жижей глазами. Выдохнул из оскаленного рта облако пара и нанес Белосельцеву косой, сокрушающий удар в висок. Белосельцев, оглушенный, теряя сознание, стал падать, слыша истошный крик:

– Не смей бить!.. – Катя, бог весть откуда возникшая, кинулась на омоновца, принимая на свои запястья и пальцы удары дубины. – Не смей, говорю!..

Тот ошалело отступил, пошел дальше, пронося над головой Белосельцева свой начищенный, в брызгах грязи сапог.

– Вставай скорее!.. Я знала, что ты здесь!.. Звери проклятые!..

Она помогла ему подняться. Он опирался на нее. Голова его гудела. В горле хрипели слезы.

По пустому, озаренному прожекторами пространству они шли к метро, и он подумал, что она выносит его с поля боя, где было ему суждено умереть. Но вместо благодарности испытал тоску.

Они добрались до «Баррикадной», но и здесь продолжалось избиение. Выходящих из метро людей загоняли обратно, заталкивали металлическими щитами и дубинами. Гнали по эскалаторам к платформам. Бойцы ОМОНа не позволяли людям выходить из вагонов, били в открытые двери, лупили ногами и палками. Люди, избитые, ошалелые, отступали от дверей в глубь вагонов. Поезда уносили их в черные дыры туннелей. Вагоны неслись среди вспышек, полные стенаний и воплей.

Они добрались до ее дома, и в подъезде тусклая лампочка показалась ему красной, как в фотолаборатории. Из углов проступили, словно на фотобумаге, мутные тени. Лифт, в котором они поднимались, был полон малинового дыма, будто шел пар из разрубленной горячей туши. Когда они вошли в прихожую и он стал стаскивать с себя мокрую одежду, все вдруг начало проваливаться: вешалка с ее пальто, зонтик в чехле, ваза с сухими пучками трав, ее матерчатые домашние туфельки. И он, добравшись до кушетки, рухнул, провалился в черно-красную бездну, где падали огромные валуны, клубились бесконечные подземные тучи, изливалась густая магма, и он летел в свистящей трубе все быстрей и быстрей, втягиваясь в огромный сверкающий завиток Вселенной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Последний солдат империи

Похожие книги