Среди гор

Ранним утром через ивовую рощу проезжала небольшая группа всадников. Это были Орузбай, Бюбюш и Шарше, с которыми ехали Карымшак и Чакибаш. Беднягу Чакибаша выручил старик Соке — дал ему своего коня. Чакибаш на гнедом, шагавшем не очень охотно, то и дело отставал от своих спутников.

Карымшак ехал на хорошей лошади темно-рыжей масти. Он был хмур и молчалив. Комиссия настояла, чтобы Карымшак поехал в аил Тескей. Орузбай, Бюбюш и Шарше хотели на месте проверить, действительно ли Карымшак взял опий и обещал прислать хозяину коня. Карымшак прекрасно помнил, что дело было именно так, и знал, что выкрутиться ему будет трудно. Несколько лет назад аткаминер и не подумал бы ехать по настоянию бедняков в чужой аил, он поднял бы на них плетку. А сейчас бай ехал покорно и молчал всю дорогу.

Секретарь ячейки Орузбай привязал к седлу четыре капкана и захватил свою берданку. Это не понравилось Шарше, ведь Орузбай ехал по делам комиссии, а не на охоту. Орузбай сказал:

— Успокойся, Шарше, от них вреда не будет. Капканы поставим по дороге, вон на тех холмах, и поедем дальше. А берданка только придает нашей комиссии грозный вид.

Шарше ехал на сером иноходце Мендирмана. Это был молоденький конек с блестящей шерстью, откормленный выжимками от бузы. Вчера Шарше хотел было попросить на время поездки у своих друзей хорошую одежду, чтобы, приехав в Тескей, показаться более представительным, но раздумал. «Зачем мне наряжаться? — сказал он себе. — Я ведь не жених, а член комиссии, избранный бедняками в больших чокоях!» Так он и ехал в своей старой одежде — в коротенькой желтой шубе, сером колпаке с дырявым верхом и небезызвестных «солдатских» брюках.

— Черт возьми! — воскликнул Шарше, приосанившись в седле. — Нас выбрали комиссией в присутствии самого товарища сына Бекбоо, которого прислал начальник уезда. Как только приедем в аилсовет, потребуем, чтобы туда вызвали нахала, задержавшего лошадь Чакибаша.

— Правильно, — отозвался Орузбай, — надо будет разобраться во всем с помощью аилсовета и не допустить скандала.

— Пример, например, — вставил Чакибаш, — да паду за тебя, Орузбай, ты секретарь ячейки, постарайся постоять за меня.

— Ой, Чакибаш, ты можешь не беспокоиться, — сказал Шарше, ударив плеткой и без того ретиво шагавшего коня. — В комиссии не один Орузбай. И мы с Бюбюш тоже. Эй, баба, езжай побыстрее! Ты стала членом комиссии и едешь с нами потому, что свобода дала женщинам равноправие. Когда будем отстаивать наше дело в аиле Тескей, ты будешь говорить от имени всех женщин. Сядешь прямо напротив председателя аилсовета, сложив плетку вдвое. Поняла?

Бюбюш краснела и робела, когда пришлось открывать собрание, а сейчас она смело ответила:

— Ой, Шарше! Я сама знаю, что мне говорить. Я молчу, а ты все «баба да баба»! Брось это, не то я собью с головы твою дырявую шапку! — Бюбюш дернула поводья и поравнялась с Шарше. — Если ты настоящий бедняк и от души почитаешь равноправие, забудь это свое словечко «баба».

— Ладно, не ругайся, забыл, — засмеялся Шарше. — Отныне буду называть тебя молодухой.

— Мы едем по делу, не спорьте! — сказал Орузбай, смеясь.

— Пример, например, — вставил Чакибаш, — верно Орузбай говорит. Будем ехать мирно, чтобы не прогневить бога. Не то создатель помешает нашему делу.

— Я же сказал тебе, Чакибаш, чтобы ты не беспокоился, — храбрился Шарше. — Едем четыре коммуниста нашего аила, целая комиссия. Плевать я хотел на гнев бога. Мы вернем тебе коня, да еще и женим на той самой вдове.

— Пример, например… что бог даст… дорогие мои…

Когда Орузбай со спутниками приехал в аил, там возле аилсовета толпились люди — пешие и конные. За столом под открытым небом сидели несколько человек и среди них женщина средних лет в элечеке. Перед ними недалеко от стола наши знакомые увидели пожилого мужчину в черной шубе. Он сидел, опустив глаза, тяжело дышал. Его жиденькая рыжая бородка дрожала. Рядом стоял милиционер с винтовкой. Видно было, что все ждали какого-то решения людей, сидевших за столом. В те годы народ любил собираться, какое бы дело, большое или малое, ни решалось в аилсовете.

Когда подъехали Орузбай и его товарищи, собравшиеся сразу поняли, что это люди из дальнего аила, и, уступая им дорогу, пропустили вперед. Гости спешились, джигиты приняли у них лошадей. Орузбай и его спутники поклонились всем, подошли к сидевшим за столом и поздоровались за руку. Молодой человек в серой шинели и шапке спросил у Орузбая:

— Кто выбудете и откуда?

— Мы едем со стороны Кюнгея, — ответил Орузбай, стараясь говорить как можно тверже. — На большом собрании, в котором участвовал сам сын Бекбоо, нас избрали комиссией. Человек из вашего аила задержал лошадь одного бедняка…

— Вы наши гости. Присаживайтесь, — предложила женщина в элечеке. — Вопрос о лошади решим потом.

Оказалось, что эта женщина председатель аилсовета Калича, невестка Байтерека.