Среди гор

Оскенбаю подпалили бороду, Иманбая избили, он «умер» и воскрес. Если все это было забавой для Карымшака и ему подобных, то такие бедняки, как Соке, были возмущены.

— Когда два верблюда трутся друг о друга, между ними погибают мухи, — сказал старик Соке, слегка ударив плеткой гнедого. — Саадат и женится не как люди. Сколько горя натерпелись из-за него бедняки! Где равноправие, которое дала советская власть? Саадат должен быть как козел-вожак, ведущий за собой большое стадо овец. Вместо этого он разжег распри, а сам скрылся.

— Что и говорить, Соке, — вставил Омур, понукая своего чалого, — волку доверили стадо, вот и лишился аил покоя.

— Будь он неладен, этот Саадат, — продолжал Соке. — Кажется, уполномоченный в серой папахе наведет порядок.

— Советская власть сумела победить белого царя, справится и с баями! — заключил Омур.

К аилсовету ехали и шли не только Соке с Омуром, туда устремились все, кто мог. Их не звал никто, они шли сами. В те дни люди собирались по любому случаю, даже если приезжал какой-нибудь мальчик переписывать скот. От уполномоченного в серой папахе все жители аила ожидали чего-то значительного. В народе шли такие разговоры:

— Наверно, снимут Саадата с работы за его проделки?

— Нет, видно, уполномоченный в серой папахе справедливый человек, он будет на стороне Саадата, который спас девушку от богатого старика. Саадат отстаивал равноправие женщин.

— Касеин и все богачи бесятся с жиру. Как они по-зверски поступили с Имаке! А случай с Оскенбаем! Но им не удастся скрыть свои темные делишки. Уполномоченный будет защищать тех, на чьей стороне правда…

Среди жителей обоих аилов распространились слухи: «После того как уполномоченный в серой папахе узнал через Иманбая правду, он очень сердится на аткаминеров и говорит, что надо наказать баев и манапов, отнимающих покой у народа. Сегодня он хочет провести собрание молодежи аила и членов партии. Может быть, многих баев во главе с Шооруком засадят в тюрьму».

Если крикнешь в горах, скалы отвечают эхом. Так же и разговоры аилчан были отзвуком подлинных событий. Исака действительно возмутило поведение аткаминеров, о которых рассказал Иманбай. «Эти ловкачи до сих пор продолжают издеваться над бедняками, — рассуждал он. — А Саадат, вместо того чтобы встать на их защиту, навести порядок в аиле, сам скрылся, точно щенок, вылакавший хозяйское молоко».

Уполномоченный приказал найти Саадата, но поиски ни к чему не могли привести. Одни говорили, что он скрывается где-то у знакомых казахов, другие уверяли, что беглецы прячутся в горах, а третьи опровергали и тех и других: «Саадату незачем где-то скрываться, никого он не ограбил, а лишь спас девушку от насилия. Просто отвез Айну к родственникам матери, а сам поехал в город жаловаться». Как бы то ни было, прошло уже пять дней с тех пор, как исчез Саадат.

Исак решил провести общее собрание коммунистов и комсомольцев, не дожидаясь появления председателя аилсовета. Пришли и беспартийные жители обоих аилов. Около аилсовета собралась толпа народа. Приехали не только Соке, Омур, Иманбай, явился даже Оскенбай, который стеснялся своей бороды и два дня никому не показывался. Шоорук с Бердибаем подъехали вместе. Чинно спешившись, они сели на холме поодаль. К ним присоединились многие аксакалы. Некоторые стояли верхами вокруг холма. Мулла Барпы рассказывал о чудесах какого-то заклинателя… Бердибай не слушал, взгляд его был прикован к юрте аилсовета. «Этот уполномоченный не согласился остановиться ни у кого из нас, не захотел попить нашего чаю. Что он задумал?»

Шоорук сидел молча, с опущенной головой. Можно было подумать, что старик спит. Он тихо считал белые камешки, которые всегда носил в кармане. Каждый раз, когда Шоорук принимался за это свое любимое занятие, жена говорила: «Батыр начал считать свои белые камешки, теперь он раскроет секреты врагов». Простаки обычно боялись шелохнуться, чтобы не помешать мудрым мыслям аксакала.

— В эту ночь я видел интересный сон, — начал Барпы, прервав свой рассказ о заклинателе. — Снилось мне, будто наш аил перекочевывает на джайлоо Джилдыз. Когда мы достигли перевала, нам вдруг сказали, что дорогу пересек дракон. Мы остановились. Дальше нельзя идти. Откуда ни возьмись Саадат. Сидит он не на коне, а на тигре, которого Карымшак ведет на поводу. «Пусти меня, пусти! — кричит Саадат. — Я хочу убить дракона!» Тут я проснулся, испугавшись. Кричал петух. Я накинул бешмет и вышел, чтобы совершить омовение.

— Да, дорогой Барпы, — сказал Шоорук, — твой сон нетрудно разгадать. Сегодня на этом собрании будут стараться очернить нас, но, слава богу, дороги моему Саадату никто не пересечет! Вот разгадка твоего сна, мой Барпы! — Шоорук помолчал минуту, затем повернулся к Карымшаку, сидевшему на коне: — Эй, друг мой, сегодня твое слово должно прозвучать там, возле юрты аилсовета. Не отставай от других.

На холме появился Мендирман, подошел к Шооруку с Бердибаем: