Среди гор

Уполномоченные, приезжавшие еще года за два до описываемых событий, обычно проводили общее собрание бедняков и батраков, призывая их вступить в партию. «В партию, — говорили они, — принимаются самые честные, передовые люди, которые могут воспитывать массы, служить примером, а баям, пользующимся чужим трудом, старым аткаминерам и ловкачам нет места в партии». Но многие батраки и бедняки все еще не были полными хозяевами самим себе: один служил у бая пастухом, другой — табунщиком, третий работал у аткаминера, седлал ему коня, возил дрова, таскал воду, четвертый, по темноте и неведению, старался примазаться к крупным родам. Эти традиции складывались веками. В то время в горах Киргизии молодая советская власть еще набиралась сил. Как только уполномоченные уезжали из аила, баи и аткаминеры начинали по-прежнему издеваться над бедняками.

— Голытьба и сброд! Советская власть провозгласила себя на стороне бедняков, а вы уж и зазнались. Государство не может жить без нашего масла, мяса и шерсти. Оно против баев ничего не имеет. Вы особенно не зазнавайтесь!

И в юртах, и на дороге, на пастбище и на холме, где собираются старики, — повсюду в эти дни можно было слышать споры. Две силы боролись, стремясь овладеть сознанием людей: справедливость и любовь к людям и черная сила зла и гнета. Одна звала угнетенный в прошлом народ к свету, к знаниям, к новой счастливой жизни. Но черные силы не хотели сдаваться. Только батрак, избавившись от гнета, начинал чувствовать себя человеком, как ловкий аткаминер сбрасывал волчью шкуру и рядился в овечью или превращался из клыкастого кабана в кота, крадущегося бесшумными, мягкими шагами.

— Советская власть не положит мяса в твой котел, — говорил бай батраку. — Ты сам собственным по́том должен добывать на жизнь. Попробуй-ка прожить без меня!

Баи и аткаминеры издевались над батраками, которые собирались вступить в партию или в комсомол:

— Ой, рыло ты засохшее! Кто тебя примет в партию? Партиец обязан быть вожаком, он должен и плетью владеть, и уметь с людьми разговаривать. У него должны быть и конь, и шуба, чтобы в любое время, днем и ночью, мог поехать выполнять работу, которую ему поручат. Куда тебе, оборванцу, в партию!

Запугивая бедняков и батраков, отговаривая их от вступления в партию, аткаминеры сами старались незаметно пробраться в ее ряды. Сумели пролезть в партию и такие аткаминеры, как Карымшак и Касеин. Прикрываясь партийными билетами, они в корыстных целях разжигали между родами распри; были тайными организаторами драк, когда поднимались друг на друга целые аилы; издевались над бедняками, подобными Иманбаю и Оскенбаю. Карымшак заявил: «Хочу стать сразу партийцем и комсомольцем!» Но оказалось, что он родился в год мечин. Знатоки подсчитали, что ему перевалило за пятьдесят. Не испытав за всю жизнь никаких лишений, Карымшак выглядел так молодо, что по виду ему трудно было дать и тридцать лет.

— Вас нельзя принять в комсомол, устав запрещает, годы не те, — объяснил ему председатель собрания.

Но Карымшак не соглашался:

— Ой, сынок! Годы мои не те, с этим я согласен. А сердцу моему только восемнадцать лет. Я вполне могу стать молодым активистом. Не жалейте бумаги, включите меня в список комсомольцев!

Как ни старался Карымшак, ему не удалось вступить в комсомол, но тогда же он стал кандидатом, а год назад — членом партии. Он явился к секретарю ячейки с козленком и сказал:

— Хватит, батыр. Три года не будешь спрашивать с меня членских взносов.

С тех пор душа Карымшака спокойна, он ходит на все собрания, начинает все скандалы в аиле. Кто зарежет барана, приглашает Карымшака вместе с самыми почетными гостями, таким, как Шоорук и Бердибай. С простыми людьми Карымшак разговаривает свысока, грубо, а перед человеком, имеющим положение, становится смирнее овцы.

За год до событий, о которых мы рассказываем, Касеин тоже был принят кандидатом в члены партии. С тех пор все келин эшимовского рода величают его «кандидатаке», так как обычай запрещает произносить имя старших по возрасту родственников мужа. Этим Касеин кичится особенно перед Саадатом и Карымшаком. Если тот или другой начинает спорить с ним, он говорит:

— Ой, Карымшак. Дай мне хоть слово сказать. Если ты член партии, то я кандидат! Слава богу, аил в моих руках. Не было такого случая, чтобы не прислушивались к моему слову. Я сам буду отстаивать интересы и честь своего аила. Для этого я и вступил в партию. Имей в виду, Карымшак, не ты один орел в этой долине!

С тех пор как Касеин породнился с Батырбеком, он вовсе перестал считаться с кем-либо, на собраниях ячейки держался развязно. Сапарбай с Бюбюш давали отпор подобным выступлениям Касеина и Карымшака, но те не признавали критики. Сапарбай был для них лишь отпрыском маленького, не имеющего никакого веса и влияния рода, и с ним не стоило считаться, а о том, чтобы прислушаться к словам Бюбюш, и речи быть не могло — женщина! Касеин и Карымшак на все ее попытки обуздать их как бы шутя отвечали поговоркой: «Кобылица не получит приза на скачках».