Среди гор

Да, Иманбай ехал, кстати сказать, в лесок у реки, чтобы нарубить там десятка два молодых стволов гибкой талы. Если потом связать их в одном конце, а другие концы расставить на земле, то получится нечто вроде остова юрты, правда, приземистой и маленькой, но если покрыть все это сверху циновкой из чия и кошмой, то будет уютный шалаш, напоминающий колпачок ловчего беркута. А киргизу больше ничего и не надо.

Вот с такой целью и ехал Иманбай, чтобы подготовить для джайлоо свое нехитрое жилье. Когда он увидел в стороне артельщиков — плугарей и сеяльщиков, то даже усмехнулся про себя, жалея их: «Эх, глупые, глупцы! Зачем работать, ради чего?.. Нет уж, лучше я уйду на джайлоо… Айсаралу поставлю пастись в тени, а сам буду ходить по байским юртам, кумыс попивать!»

Этот довод, что они дураки, а он умный, показался Иманбаю настолько убедительным, что он повеселел, возгордился: «О, прах отцов, вот получится так, что мы проведем лето на джайлоо в свое удовольствие, а когда вернемся осенью, то артель распустят. Говорят, что артель выдумали такие, как Калпакбаев и Шарше. Пусть только узнают об этом в Москве, им дадут жару, а вот таких, как я, честных бедняков, может, еще и наградят за то, что мы не подчинились и не вступили в артель. Эй, Айсарала, живей шагай, живей!»

Неспроста появились такие мысли в голове Иманбая. «Артель не на веки вечные собирается: говорят, власти хотят только испытать, что из этого выйдет. Если народ не пожелает работать артельно, то тех, кто это затеял, самих прижмут, как апартунусов, а народу дадут волю, каждый по себе живи», — поговаривали в аиле.

Люди охотно верили:

— Дай бог, чтоб это было так!

— Правильно! Советская власть не станет делать то, чего не желает народ. Значит, артели должны распустить!

Но были такие, которые пытались возражать:

— Не верьте, это вражеские слухи. Артель останется навеки. Постепенно все должны пойти в артель, никто не останется. Так лучше уже сразу вступать!

Те, кто не желал вступать в артель, впадали в уныние от этого, но все же цеплялись за старое.

— Ну, это видно еще будет. А пока до осени подождем!

Вот они-то и готовились откочевывать на джайлоо. Киизбай делал вид, что он тоже собирается идти вместе со всеми. Но на самом деле он давно уже решил откочевать один и втихомолку готовился к этому. Еще тогда, когда его обложили твердым заданием, он роздал свой скот по родственникам. А когда немного успокоилось, он снова собрал весь свой скот. И если бы кто-либо из посторонних вздумал поинтересоваться, в чем тут дело, то на это у всех был уже готовый ответ, что, мол, у нас нет подходящих дворов, а у старика двор большой, и, чтобы он не пустовал, мы собрали туда свою скотину. Так должны были отвечать все родственники. Все это устроили Касеин и другие эшимовские аткаминеры. Весь род Эшима, от малого до старого, был строго-настрого предупрежден сохранять тайну. Касеин сказал тогда:

— Держите язык за зубами, иначе мы лишимся своего бая. Сейчас не время болтать! Если кто проболтается, тому будет худо.

И вот теперь Киизбай, как нетрудоспособный старик, выезжает на джайлоо, чтобы присматривать якобы за скотом своих близких родственников. Но сам он таил другую цель: «Не допущу, чтобы мой обильный дастархан остался без мяса. Этого никогда не бывало! Уйду на свои старые кочевья… Может, к этому времени жизнь изменится, а если нет, так я уйду дальше, до границы там недалеко…»

С этим решением Киизбай раньше всех снялся с зимовья и быстро откочевал. Дней пять он прожил на стойбище Отек, а затем двинулся дальше.

Это обстоятельство встревожило активистов. Особенно негодовал Шарше:

— Как же пойдет у нас дело, если мы будем миловать кулаков и баев! Саадат криворотый и Касеин уже достали себе винтовки… Баи и кулаки заманивают народ в горы, а мы все делаем вид, что ничего не замечаем! Я протестую. Если аилсовет не примет решительных мер, то тогда мы, бедняцкий комитет, сами возьмемся за дело. Давай, исполнитель, гони сюда тех кулаков, которые не выполнили твердое задание. Я их посажу в подвал, там им всем места хватит!