Спрут

— А мне плевать на это! — отозвался Энникстер, вставая и пряча чек в карман. — Но запомните, мистер Рагглс, вы, Берман, Дженслингер, Шелгрим и вся ваша воровская компашка допрыгаетесь когда-нибудь. Изберут жители Калифорнии себе такую Железнодорожную комиссию, которая действительно будет из народа и для народа, схватит она вас, жулье этакое, за горло вместо с вашими хозяевами, бандитами и спекулянтами, и сметет всех вас скопом с лица земли! Вот вам от меня на чаек, мистер Сайрус Хапуга Рагглс, и да будьте вы прокляты!

Энникстер выскочил из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь, а Рагглс, дрожа от ярости, повернулся к столу, к листу промокательной бумаги, исписанной словами: «земля», «двадцать долларов», «два пятьдесят», «право владения» и дальше подряд несколько раз с росчерками и завитушками: «железная дорога», «железная дорога».

Энникстер, проходя по коридору, заметил по другую сторону перегородки какого-то человека, разговаривавшего с клерком. Что-то знакомое показалось Энникстеру в крупной фигуре, в широких плечах, мощной спине, и когда человек этот снова заговорил с клерком, Энникстер по громкому, раскатистому голосу сразу узнал Дайка.

Они поздоровались. Энникстеру, как и всем жителям Боннвиля и его окрестностей, нравился Дайк. Он остановился, чтобы пожать руку уволенному машинисту и справиться о его дочке Сидни, которую, как ему было известно, Дайк обожал.

— Во всей округе другой такой умницы не сыщешь, — заверил его Дайк. — И к тому же день ото дня хорошеет, мистер Энникстер. Настоящая барышня растет, откуда что берется! Может без запинки от начала до конца прочитать на память «В снегах». Не верите? Ну, так это сущая правда! На будущую зиму она уже по возрасту могла бы поступить в пансион в Мэрисвиле, вот туда я ее и отправлю, если мне очистится не меньше двух процентов сверх затраченного от продажи хмеля.

— А каковы перспективы? — осведомился Энникстер.

— Вы про хмель? Отличные! Землю я почти всю обработал, нанял человека, имеющего по этой части опыт. В общем, мне повезло. А то в будущем году все, пожалуй, кинутся разводить хмель, когда увидят, как он растет в цене, наводнят им рынок и, понятное дело, собьют цену. А пока что я сливочки соберу. Я посчитал два процента. Ан нет, похоже, что гораздо больше! И слава Богу! Ведь для начала мне потребовалось куда больше денег, чем я рассчитывал, и, наверное, придется даже занимать где-то, но, по крайней мере, это верняк, а мне так хочется из дочки человека сделать.

— Вы как тут — уже разделались? — спросил Энникстер, готовый уйти.

— Не совсем, — сказал Дайк. — Погодите минутку, я с вами немного пройдусь.

Энникстер проворчал, что ему некогда, но тем не менее остался ждать. Дайк снова обратился к клерку.

— Осенью мне от вас потребуется несколько порожних вагонов, — пояснил он. — Я теперь выращиваю хмель и хочу точно знать, какой у вас на хмель тариф. Мне уже раз говорили, но я хочу знать точно. Понятно?

Клерк долго копался в таблицах, так что Энникстер начал терять терпение. Дайк, тяжело опершись локтями о конторку, с беспокойством следил за клерком. Если тариф окажется непомерно высоким, все его планы рухнут, деньги, скорей всего, пойдут прахом, и маленькая Сидни останется без образования. Он уже клял себя в душе, что заранее не выяснил, во что ему обойдется перевозка хмеля, винил себя за легкомыслие, говорил себе, что никто так дел не делает.

— Два цента, — объявил вдруг клерк с холодным равнодушием.

— Два цента с фунта?

— Да, два цента с фунта — но только при полной нагрузке вагона. При меньшем количестве тариф, конечно, будет другой.

Дайк повернулся со вздохом облегчения.

— Я было совсем перепугался, — сказал он Энникстеру, когда они спускались по лестнице, — копается и копается, вычисляет что-то. Два цента — это еще куда ни шло. Это сносно. А копался он для вида. Знаю я этих железнодорожных подлипал. Видно, вспомнил, что меня уволили, ну и давай ломать комедию, чтоб напомнить мне, какое я ничтожество, раз должен ему кланяться. Не думаю, что это правление учит своих холопов хамить клиентам, но душок здесь именно такой: не мы к тебе — а ты к нам пожаловал, и никуда тебе от нас не деться. А не нравится, так проваливай.

Выйдя на улицу, Энникстер с Дайком завернули в бар гостиницы «Юзмайт» и выпили там по одной; потом зашли в универсальный магазин, где Дайк купил красные домашние туфельки для Сидни. Прежде чем приказчик их завернул, Дайк сунул в носок каждой по десятицентовой монетке, подмигнув при этом Энникстеру.

— Найдет — обрадуется, — сказал он шепотом, прикрывая рот рукой. — Это ей сюрприз.

— Куда теперь? — спросил Энникстер, когда они снова очутились на улице. — Мне только на почту, а потом домой. Пойдете со мной?

Дайк помедлил в некотором замешательстве, теребя светлую бородку.

— Да нет. Пожалуй, я с вами здесь распрощаюсь. У меня… у меня тут еще дела есть. До скорого!