Спрут

— Когда сюда понаедут капиталисты из восточных штатов посмотреть вашу, обошедшуюся в миллион выставку, — продолжал Сидерквист, — не вздумайте показать им обошедшийся не в один миллион литейный завод, который пришлось остановить по причине равнодушия к этому предприятию коммерсантов Сан-Франциско. А то еще начнут капиталисты приставать к вам с разными вопросами, и придется тогда рассказать им, что наши коммерсанты предпочитают спекулировать землей и покупать государственные облигации, а чтоб деньги вложить в настоящее дело, это их мало прельщает! Не выставки нам нужны, а действующие доменные печи. Зачем нам статуи и фонтаны? Обойдемся как-нибудь без расширения парков и светских чаепитий. Нам нужны промышленные предприятия. До чего же это на нас похоже! — грустно воскликнул он. — И как это печально! Сан-Франциско! Это не город — это Луна-парк какой-то! Калифорния любит, чтобы ее дурачили. Иначе как мог бы Шелгрим прибрать к рукам всю долину Сан-Хоакин? Все мы грешим равнодушием к жизни общества, полным равнодушием! Наш штат — истинный рай для всякого жулья. А тут еще вы со своей Миллионной выставкой! — Он повернулся к Хартрату с легкой усмешкой: — Как раз такие люди, как вы, мистер Хартрат, и толкают нас в пропасть. Вам ничего не стоит смастерить себе картонные доспехи; оклеить их блестками, напялить дурацкий колпак, увешаться бубенчиками и, устроившись где-нибудь на перекрестке, бить в бубен, чтобы прохожие бросали вам в шляпу медяки. Ваши мишурные праздники! Я побывал на днях на таком, в поместье у одной из ваших дам — на улице Саттер. Заехал по дороге домой, когда возвращался с последнего заседания правления завода «Атлас». Веселье было в полном разгаре. О Господи! А «Атлас» вынужден закрыться из-за отсутствия финансовой поддержки. Миллион долларов ухлопать на то, чтобы заманить сюда капиталистов с востока и тут же показать им брошенный сталепрокатный завод, где теперь распродают лишь остатки железного лома.

Но тут уж вмешался Лаймен. Атмосфера сгущалась, и он сделал попытку примирить враждующие стороны: художника, промышленника и фермера. Однако Хартрат, чувствуя нарастающую к себе неприязнь, предпочел ретироваться. Вскоре здесь в клубе будет разыграна его картина «В предгорьях Контра-Коста», деньги пойдут в фонд Выставки. Лотереей заведует он сам… В следующий момент его уже не было.

Сидерквист задумчиво посмотрел ему вслед. Затем, повернувшись к Магнусу, извинился за свою резкость.

— Он ничуть не хуже других, а калифорнийцы и жители Сан-Франциско разве что немного более безмозглы, чем все прочие американцы.

Это была его любимая тема. Уверенный в том, что его слушают с интересом, он решил в кои веки отвести душу:

— Знаете, мистер Деррик, если бы меня спросили, что мне кажется самым отвратительным в американской жизни, то я назвал бы равнодушие к жизни общества в наших высших кругах. То же самое можно сказать о всех крупных городах Америки. Наша любезная ТиЮЗжд не единственный могущественный трест в Соединенных Штатах. В каждом штате есть свои поводы для недовольства. Не железнодорожный трест, так сахарный, или нефтяной, или стальной, но кто-то обязательно должен эксплуатировать народ. Вы спросите — почему? Да потому, что Его величество Народ позволяет им это. Чем равнодушней народ, тем неистовей тиран. Это так же неоспоримо, как то, что часть меньше целого, только эта истина настолько стара, что стала банальностью; она забыта, вышла из употребления, оттесненная новыми смелыми замыслами относительно преобразования общества. Однако факт остается фактом непреложным, простым, давно всем известным: стоит народу сказать: «Нет!» — и самая сильная тирания — политическая ли, религиозная, или финансовая — не просуществует и недели.

Все внимательно выслушали и молча закивали в знак согласия.

— Вот почему, мистер Деррик, — продолжал Сидерквист, помолчав, — я так рад встрече с вами. Вы и ваш Союз задумали сказать тресту: «Нет!» Надеюсь, вас ждет успех. Я считаю, что успех вам обеспечен, если вы сумеете привлечь на свою сторону народ. В противном случае… — Он потряс головой.

— Исход одного этапа борьбы станет известен как раз сегодня, — заметил Магнус. — Я и мои сыновья с часу на час ждем вестей из Ратуши, где судом решается наше дело.

— Похоже, нам обоим приходится сражаться, мистер Деррик, — сказал Сидерквист. — Каждому со своим врагом. Вот уж поистине приятная встреча — фермер и промышленник, оба между молотом и наковальней. С одной стороны, апатия общества, с другой — натиск трестов — два величайших зла современной Америки. Вот тебе и тема для эпической поэмы. Подумай над этим, Прес!

Но Сидерквиста волновала не только эта мысль. Нечасто представлялся ему столь удобный случай для изложения своих теорий, своих устремлений. Обращаясь к Магнусу, он продолжал: