Спросите Фанни

— Я вышла на трибуну, потому что верю в своего отца. — Она обращалась к морю, расстилавшему за диваном. — Я верю в то, что он отстаивает. — Дальше она коснулась всех тезисов программы Мюррея, и Лиллиан вдруг с удивлением осознала, что у Рут есть талант к ораторскому искусству. Она представила себе будущее и увидела Рут юристом, а может быть, даже кандидатом на выборную должность, и вообразила, какую испытает гордость оттого, что они с Мюрреем привили дочери эту способность с самого начала. Лиллиан окинула взглядом всех своих детей, и, хотя предвыборная кампания теперь вызывала у нее только досаду, ее вдруг охватило безмерное чувство любви к ним всем: к Рут, спокойной, хладнокровной и уверенной в себе; к Дэниелу, которому сейчас нелегко, но он минует трудный период и снова станет смешить людей, поднимать им настроение и внушать более оптимистичный взгляд на жизнь; к Джорджу, который будет заботиться о других с тем же пылом, с каким всегда опекал младшую сестру; к резвой маленькой Лиззи, которая наверняка будет презирать правила и делать все, что вздумается. Стихийная материнская любовь поднималась, точно дым, из самого нутра через грудную клетку к горлу, и вместе с ней приходил ужас утраты, потому что жизнь таит в себе столько опасностей. Внезапно Лиллиан уверилась, что, несмотря на ежедневные бытовые препирательства, однажды ее дети будут тесно связаны, как фрагменты мозаики, и когда они с Мюрреем уйдут в иной мир, все четверо сплотятся, станут опираться друг на друга и любить братьев и сестер до конца дней. И она приложила к этому руку и может похлопать себя по плечу за отличную работу.

Глава 9 Снег

В день последнего митинга, в субботу перед выборами, Лиллиан встала рано и увидела, что лужайка покрыта инеем: ночью резко похолодало. Циннии потемнели, но выносливые хризантемы выстояли, лишь посеребрились кончики красных и желтых лепестков. Лиллиан сварила крепкий кофе и расположилась у окна, наслаждаясь последними красками осени перед долгой серой зимой.

У нее было полчаса, прежде чем встанут Мюррей и дети, поэтому она поднялась на третий этаж в гостевую комнату, села за стол и взяла в руки конверт, пришедший со вчерашней почтой: не один из тех недобрых стандартных бежевых конвертов с возвращенной рукописью и отказом в публикации, которые она привыкла получать, а тонкий, кремового цвета, с личным письмом на плотной бумаге от редактора «Нозерн ревью» — небольшого журнала, куда, в числе прочих, она посылала свои рассказы. Лиллиан развернула письмо и прочитала его в пятый, а то и в шестой раз.

Уважаемая мисс Холмс!

Нам очень понравился Ваш рассказ «Да кому какое дело?», и мы хотели бы опубликовать его в «Нозерн ревью».

Тем не менее мы считаем, что в текст стоит внести некоторые изменения, которые, по нашему мнению, послужат большей стройности повествования. Я перечислил их в приложении. Прошу Вас рассмотреть их и сообщить нам, согласны ли Вы принять их к сведению.

В любом случае, мы очень рады, что получили от Вас этот рассказ, и надеемся на сотрудничество с Вами.

Искренне Ваш,

Маршалл Вон, редактор

Лиллиан перечитала приложенный список. Такие незначительные поправки! И они действительно улучшат сюжет — ну кто же в здравом уме будет возражать?! Лиллиан отчаянно хотелось провести все утро в кабинете и написать новый, сильно улучшенный вариант рассказа. Но придется подождать до понедельника, когда дом снова окажется в ее распоряжении.

Она убрала письмо и приложение в конверт и сунула его между страницами в пачке черновиков. Она еще не поделилась новостью с Мюрреем: он готовится произнести речь, и все ее слова влетят в одно ухо и вылетят в другое. Она сообщит ему сегодня вечером, после митинга. Муж, скорее всего, даже не слышал о таком журнале, но наверняка разделит ее радость.

Было уже полвосьмого, и Лиллиан спустилась в кухню и налила себе вторую чашку кофе. Послышалось шарканье, и через мгновение в кухню вошла Рут во фланелевой ночной рубашке, босая и нечесаная, и открыла шкаф.

— Хлопья закончились, — требовательно объявила она, словно Лиллиан могла щелчком пальцев обновить запасы.

— Возьми что-нибудь другое, — предложила мать, разливая апельсиновый сок. Хватило только на три стакана. Черт.

Рут сморщилась, но тут же просветлела:

— Я знаю! Приготовь булочки!

Лиллиан распределила сок по четырем стаканам.

— Ох, Рут, у нас сегодня такой тяжелый день, — запротестовала она.

— Пожалуйста!