Спросите Фанни

Когда все расселись за столом, получив по пирогу и пытаясь, не разломав, вытащить их из алюминиевых форм, Лиллиан поведала детям о своей сегодняшней выходке.

— Так держать, мама, — одобрил Дэниел.

— Хочешь сказать, что у тебя есть судимость? — настороженно спросила Рут и тут же добавила: — И мне придется писать об этом в заявлении о приеме в колледж?

— Ни в коем случае, — ответил Мюррей. — И не думайте, что это дает вам право выкидывать фортели, — проворчал он.

— Мне уже лучше, — сказал Джордж, из-за тошноты приговоренный к куриному бульону. — Можно мне пирога?

— Даже не думай, — отрезала Лиллиан: ей пришлось убирать рвоту, пока пеклись пироги, и она не собиралась после ужина заниматься тем же.

«Она их выпорола всех и загнала в постель».[21]

Как оказалось, репортер «Юнион лидер» исхитрился связать с Че Геварой самого Мюррея. В газете опубликовали фотографию фрески Лиллиан под крупным жирным заголовком с именем Мюррея, и, если не вчитываться, складывалось впечатление, будто он сам нарисовал портрет Че буквально пару дней назад. Мюррей раздраженно сложил газету; Лиллиан снова обиделась; Дэниел купил себе экземпляр, чтобы принести его на урок обществознания; а Рут написала статью для школьной газеты о том, как ошибки молодости могут настичь нас двадцать лет спустя. Взносы в кампанию Мюррея резко упали, как и количество его сторонников по предварительным опросам. Лиллиан, которая копалась в памяти в поисках еще каких-нибудь проступков, способных (как указала Рут) настигнуть ее, была слишком занята, чтобы писать, и, конечно, когда в тот день она добралась до кабинета, сочла свою писанину за последний месяц никуда не годной: персонажи одномерные, рассказы слишком цветистые и почти бессюжетные. Она проклинала кампанию и поймала себя на мысли, что желает Мюррею проиграть, чтобы жизнь вернулась в привычную колею.

* * *

В первую субботу ноября, за четыре дня до выборов, помощники Мюррея запланировали большой митинг перед зданием Капитолия штата. Мюррей выразил пожелание, чтобы там присутствовали все члены семьи.

— Кампания почти закончилась. Никто больше не станет копаться в нашем прошлом, — объявил он.

— Не понимаю, каким образом мое присутствие на трибуне может повлиять на твоих избирателей, — ворчал Дэниел. Он стал таким обидчивым в последнее время. Лиллиан скучала по клоуну.

— Мы семья, — возразил Мюррей. — И держимся вместе.

— А можно мне сказать что-нибудь в микрофон? — спросила Лиззи.

— Кому надо выступить, так это мне, — заявила Рут. — Я, по крайней мере, знаю слабые места этой кампании.

— Если хочешь выступить — пожалуйста, — разрешил Мюррей.

— Правда? — Получив желаемое, Рут нервно заулыбалась.

— Конечно, — ответил Мюррей. — Напиши небольшую речь, минут на пять, и обсудим.

Так Рут начала готовить речь и практиковаться каждый вечер в ванной. За два дня до митинга она репетировала ее перед семьей.

— Никаких комментариев с галерки, — предупредил Мюррей других детей, когда они собрались в гостиной. — Уважайте сестру. Она усердно трудилась над текстом и должна выглядеть уверенно.

— Чушь какая-то, — буркнул Дэниел, падая на диван.

— Что тебя гложет, сын? — забеспокоился Мюррей. — Что бы мы ни делали, ты все критикуешь. У тебя проблемы в школе?

Дэниел сложил руки на груди и исподлобья уставился на родных. Джордж вошел в комнату с миской попкорна, как будто они собрались смотреть фильм.

— Ладно, Рут, — дал отмашку Мюррей. — Давай послушаем.

Рут встала перед камином. Она была еще в школьной форме — клетчатой юбке в складку, белой рубашке и пиджаке. Внезапно застеснявшись перед членами семьи, она развернула веером карточки с подсказками, закрыла глаза, пошевелила губами и начала: