Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

Курцио стоял, заложив руки за спину, и молча смотрел на карту мира. Никогда еще материковая одежда не казалась ему столь неудобной и чуждой. Высокий, обшитый кружевами воротник душил, стискивал горло как удавка. Сукно обтягивало грудь наподобие оружия пытки, не давало втянуть воздух, пот стекал вдоль позвоночника. Мужчина еле сдерживал желание разорвать одежду прямо на себе, чтобы не тратить мгновения на распутывание шнурков и пуговиц.

За прочными дверями замерли многочисленные лазутчики, писцы, счетоводы, днем и ночью плетущие хитрую паутину шпионажа и влияния, собиравшие и записывающие обрывки слухов, суммы на подкуп и тайные убийства. Императорская резиденция, отданная Оттовио для нужд Короля Шпионов, замерла в боязливой тишине. Самый последний мальчишка-конюх, ветхий слуга, менявший всю ночь напролет масло в светильниках и прогоревшие свечи, старуха-поломойка — даже они знали, в каком состоянии вернулся за полночь господин. И понимали: ныне достаточно одного лишь неосторожного слова, чтобы вызвать ужасающую вспышку гнева.

Курцио переживал вселенских размеров разочарование, опустошенность… и унижение сродни тому, что ему довелось уже испытать — дома, когда заговор по смене ветви династии близился к завершению. Хотя, пожалуй, теперь чувство позора было сильнее и острее. Его подпитывала горечь от понимания — шпион сменил дом… а проблемы остались те же.

— Косные ублюдки… — прошептал он, едва шевеля губами, уставившись на карту. — Глупые и косные недоумки…

Ушедший без остатка в мрачные помыслы, Курцио даже не заметил, как вошла маркиза. Биэль остановилась, не доходя пары шагов, скрестила руки на груди в совершенно мужском жесте. Взгляд ее был непроницаем и холоден, как драгоценный камень из самой глубокой океанской пучины.

— Ты собрал новую компанию резчиков? — спросила она, старательно делая вид, что именно этот вопрос ныне самый интересный и единственно важный.

Курцио мотнул головой, будто сбрасывая паутину забытье, повернулся и машинально повторил жест маркизы. Мужчина и женщина словно отгородились друг от друга скрещенными руками, сохраняя расстояние.

— Да, — ответил Монвузен, помолчав несколько мгновений. — Я организовал и оплатил граверную мастерскую. Перекупил подмастерий у цеха. Не столичного, чтобы избежать ненужных толков.

— Для чего?

— Надо распустить как можно больше слухов о незаконнорожденности Артиго. Все должны знать, что мальчишка не имеет прав на престол. И его претензии, буде таковые окажутся заявлены — смехотворны и нелепы. А как все узнают, если мы им об этом не расскажем?

— Гравюры, — утвердительно вымолвила Биэль, слегка кивнув.

— Много гравюр. И много людей, которые станут распространять доски по всем сторонам света. Чтобы в самом захудалом городке нашелся хотя бы клочок бумаги с описанием худородности Артиго.

— Дорого, — покачала головой маркиза.

— Очень, — согласился Монвузен. — Но с тайными делами всегда так. Приходится много платить, чтобы впоследствии не пришлось выкладывать совсем уж запредельные суммы.

Они помолчали. Свечи в огромном канделябре едва слышно потрескивали. За окнами подвывал осенний ветер, пришедший из открытого моря. В такую ночь следует выходить на поиск глубоководных чудищ, обменивая запредельный риск на удачу и прибыль.

— Тебе следовало сначала рассказать мне, — вымолвила она, в конце концов. — И показать заметки.

— Возможно, — согласился он, снова глянув на карту.

И опять молчание — тяжелое, неприятное — раскинулось между ними, как пыльная, траченая молью тряпка, бывшая некогда славным знаменем из драгоценной материи, шитой золотом и серебром.