Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

Стражники тела не спешили врываться в покои господина, чтобы защитить от напасти. Значит либо подкуплены, либо отвлечены. Раненый упал, отполз в сторону, за ним тянулся широкий мокрый след. Судя по всему, нож вскрыл бедренную жилу, и душителю оставались считанные минуты бренной жизни. Герцог раздумал убивать раненого и проковылял мимо, упрямо идя на звук разбиваемой двери, сжимая обеими руками нож, чтобы не выпал из непослушных пальцев. Каждая секунда теперь не имела цены и, как бы ни хотелось заживо спустить шкуру с убийцы, тому повезет сдохнуть легко. Но, Господи помилуй, как же заплатят за предательство организаторы покушения.

«Они хотят убить моих детей…»

Удолар снова зарычал от бешеной ярости, чувствуя, как стекает горячая кровь меж зубов. Сил уже не оставалось,однако герцога влекла ненависть. И понимание, что совсем рядом вот-вот погибнут наследники фамилии Вартенслебен.

* * *

Он вздрогнул, приходя в себя. Качнул головой, молясь, чтобы несколько мгновений старческого забытья не были замечены пристрастными наблюдателями. Не дай Бог, герцог еще и храпел… Нет, вроде обошлось, никто не заметил. Удолар машинально потер шею там, где давно уж не осталось и следа от удавки, однако сохранилась невидимая черта, ноющая в непогоду. Он качнул головой, легким жестом отстранил камердинера, который сунулся, было, с чаркой на серебряном подносе. В герцогском рационе лекарственные настои решительно теснили вино и прохладительные напитки, так что Удолара подташнивало от запаха микстур.

Он оглянулся, едва поворачивая голову, сохраняя на лице брезгливую мину абсолютного превосходства. Благо привилегированная ложа одесную императора позволяла видеть все.

Гетайры Оттовио штурмовали «замок любви», с азартом и весельем юности, очаровательные дамы, соответственно, энергично защищали укрепление, сбрасывая штурмующих, не желая отдавать предопределенную победу слишком уж легко. Знать, заполнившая трибуны, проявляла все виды азарта, кто-то сдержанно, сохраняя достоинство положения, а кто-то с плебейским размахом. Почти все лица были герцогу хорошо знакомы — столичная знать, эмиссары королей, а также избранные представители купеческих и мастеровых гильдий. Все, кто месяцами пренебрегал ставленником Острова, а теперь, почуяв изменение равновесия и сладкий запах возможностей, наперебой осаждали вошедшего в силу правителя Ойкумены.

Ублюдки, мстительно подумал герцог. Паршивые корыстные ублюдки. Ловите жалкие шансы, пресмыкайтесь ради мимолетного взгляда императора. Все равно Четверка есть и останется ближайшими друзьями, сподвижниками юного правителя. Хотя, конечно, придется очень постараться, чтобы отпихнуть наглых претендентов подальше от сиятельного внимания. На этом, в сущности, держалось единение ближайших соратников Оттовио — истово ненавидя друг друга, они все же стояли как побратимы, локоть к локтю, держа оборону от недостойных. И вынужденный союз оказывался прочнее родственных уз.

Курцио, как обычно, пропадал где-то, верша хитрые шпионские дела. Из всех соратников герцог презирал островного выскочку больше всего. Презирал и по совокупности прегрешений желал скорейшей, мучительной смерти. Однако худородный парвеню еще не исчерпал полезности для трона и Четверки.

Князь Гайот из Унгеранда должен был вернуться со дня на день, привезя новые договоры с тухумами относительно найма полков. А Шотан… Да, вот же он, в компании девицы Фийамон. Кааппе изящно опиралась на руку графа, который, в свою очередь, надел шарф с символикой Меча и Булавы. Намек на то, что сердце Безземельного принадлежит вполне конкретной Даме, был, по меркам столичного двора, чересчур прямолинейный, даже грубый. В чьем-нибудь ином исполнении это выглядело бы как туповатая неотесанность, однако, с учетом репутации Шотана, смотрелось оригинальным сумасбродством.

Два черных сердца нашли друг друга, философски подумал Вартенслебен. Остается надеяться, что этот союз не даст наследника, ведь по закону выведения пород, скрещивание дурного со скверным порождает худшее. Ребенка двух столь изумительных упырей наверняка даже Ювелир не отказался бы признать своим.

Тем временем гетайры под визг и писк очаровательных защитниц сумели взойти на стены и башню замка, водрузив личный стяг Оттовио. Среди юношей больше всего выделялся подтянутый, сложенный как юный языческий бог молодой человек, протеже Шотана. Парень, по слухам, отличался невероятными боевыми кондициями, однако предпочитал объятиям красавиц то, что Курцио с непередаваемой иронией называл «крепкими узами подлинного воинского братства».

Устроили, паршивцы этакие, наигнуснейший разврат, сварливо подумал Вартенслебен. Мысль оказалась тем более горькой от понимания, что герцогская семья тоже не без греха.