Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

Паноптикум, решила Елена, прикинув, как все это выглядит со стороны. Идея обставить подобным образом «путешествие дворянина инкогнито» уже не казалась такой хорошей, как при ее рождении. Вместо внушительного кортежа получился цирк на пешей тяге. С другой стороны — много ли надо сельским пролетариям военного труда? Протоколы благородных они вряд ли знают, люди чести для простолюдинов — как пришельцы с другой планеты. Разношерстность компании (наверное) сыграет в пользу ее правдоподобия, ведь каждый знает, что благородные путешествуют со свитами, где полно бездельников и странных дармоедов.

Авось и так сойдет… Или не сойдет. Тогда случится драка, в которой…

Елена прикинула шансы. Шестеро с одной стороны, пятеро с другой. Вернее четыре с половиной, потому что Раньян в лучшем случае ограниченно боеспособен. Но вряд ли собиратели пошлин ровня прожженным убийцам вроде Кадфаля и Бьярна. Да и она сама по себе кое-чего стоит.

Отгавкаемся, решила Елена, и небольшой отряд из девяти человек продолжил шагать под мерный топот изношенных подошв и завывание дудки Гаваля. Ветер дергал и трепал белое знамя из драгоценного габардина с нашитыми значками обычного сукна.

Глава 6

Глава 6

Пехотинцев оказалось не четверо, а пятеро, выглядели они в меру боевито, в точности как положено людям, что не бредут по колено в крови от сражения к сражению, однако занимают ответственный пост, где расслабляться нельзя. Чуть в стороне виднелось небольшое кладбище, могилки выглядели относительно свежими, так что если путники не спешили умирать именно здесь, застава и впрямь была неспокойной. Два коровьих черепа болтались на веревке, подвешенные к площадке башни, они сухо перестукивались, навевая соображения о бренности земной жизни, а также иные оптимистичные мысли.

В стороне бегал ребенок лет семи, блондинчик в зеленой курточке по самые щиколотки, а также темно-красном шапероне. Наверное, сын кого-то из стражников. Елена отметила, что парнишка слишком уж хорошо и одновременно не по росту одет, будто напялил заведомо чужое платье, притом недавно — подшить не успели.

Командир вышел вперед, корча рожи, однако не ради демонстрации. а скорее как близорукий человек, силящийся рассмотреть мелкую мелочь. Один из подчиненных, тот, что выглядел моложе всех, подобрался к уху начальства и зашептал, должно быть, расписывая происходящее. Начальник заставы кивнул, просветлел и стал отдавать какие-то указания.

Гаваль боялся — по-настоящему опасался — стрелков. Несмешная Армия, после того как арбалетчица поломала баллестер, оказалась полностью беззащитной перед метательным оружием. Несколько человек (включая лекарку, а также самого менестреля) могли худо-бедно швырять камни пращами, однако у заставников имелось, по меньшей мере, два самострела, хоть и с деревянными дугами, но все же смертельно опасных для оппонентов без брони.

Проход на мост загораживала шипастая «рогатка», судя по цвету и виду, служившая не одному поколению дозорных. Стража частично укрылась за преградой, остальные расположились по сторонам. Ребенок дисциплинированно спрятался за сараем. Командир выпятил грудь колесом и встал, заложив руки за спину, прямо на пути компании. Это весьма обнадеживало — если бы ожидалась драка или безыскусный грабеж, местные наверняка подошли бы ответственнее к вопросам безопасности. Впрочем, самострелы были натянуты, и владельцы их стояли так, что сразу набежать не вышло бы.

Интересно, подумал Гаваль, это у них в целом такое расслабление или нас не воспринимают как угрозу? Учитывая дымы по всей округе от сожженных деревенек, скорее второй вариант.

Когда отряд подошел к мосту, Гаваль прекратил играть. В наступившей тишине отчетливо было слышно, как холодный ветер шуршит высохшим ковылем, подвывает над рекой.

— Благородный господин изволит странствовать в сопровождении свиты! — провозгласила Гамилла. Дальше арбалетчица протараторила заранее выученную легенду о юном аристократе, путешествующем инкогнито в поисках знаний, приключений и ценного опыта.

— Пропустите нас, — закончила речь женщина с нажимом, однако без явного вызова, как человек, имеющий некое право.

Командир заставы поглядел на юного и безымянного аристократа, затем обозрел его свиту и в конце концов уставился на хоругвь. Артиго держался идеально, в точности как дворянин, презирающий скопом и по отдельности абсолютно все, за что цепляется благородный взор. Заставники смотрели в основном на Бьярна, который выглядел самым страшным.

— Хе, — произнес, в конце концов, старший заставы. Он, видимо, пришел к некоему решению, однако не спешил его реализовать. Судя по хмыканью и отсутствию подобострастия на широком лице, седоусого дядьку маскарад и фальшивая хоругвь из дорогущей материи не убедили.

— Да? — приподняла бровь Гамилла.

— А че железку таскаешь без обертки? — спросил командир вместо того, чтобы впечатлиться, осознать свое ничтожество и отступить. — Ржавеет ведь!

— Обет, — проворчал Бьярн. — Не заключать сталь в ножны, пока то и это.

— А чего, того и этого?

— Семейная тайна, — отрезал искупитель.