Бетьяр, наконец, сумел более-менее укротить беснующегося зверя и решил, что следующим убьет не бабу, а мальчишку. Судя по всему, бандита вели уже не боевой задор и алчность, но безумие схватки, когда все равно, чью кровь проливать и враги все, кто не свой. Четвероногая тень двинулась на маленького стрелка, храпя, скаля пасть под краем наголовника. Артиго поджал губы и, не отступив ни на шаг, взялся за тетиву, пытаясь натянуть самострел вновь. Елена, шипя и хрипло воя сквозь зубы, нечеловеческим усилием поднялась, одновременно вытягивая из сапога граненый кинжал без гарды, память об искусстве оружейников Пайта и групповой дуэли с «Бэ». Женщина уже не успевала, секира, испачканная кровью Мультиварио, поднялась к тусклому кругляшу ночного светила, готовясь упасть на голову мальчика. Но делать что-то было все же лучше чем наоборот. Лекарка, спотыкаясь, шагнула в сторону коня. За спиной, у ворот, где все еще бились насмерть, Дьедонне издал ужасающий вопль, и в голосе барона слышалась неподдельная боль, словно буйный рыцарь получил в живот стали до самого хребта.
Что случилось дальше, Елена поначалу не поняла. Увидела и не поняла, слишком уж стремительно все происходило. В ночном воздухе… что промелькнуло. Полыхнуло неяркой, но странно резкой вспышкой синеватого цвета. Вспышка за тысячную долю вздоха вытянулась в тончайшую нить наподобие лазерного луча. Деревянный столб, оказавшийся на пути призрачной нити, разлетелся взрывом щепок, укоротившись на треть. Кусочек дерева срезал Елене мочку правого уха и застрял под кожей. Бетьяр, только что собиравшийся убить Артиго, мотался в седле, уронив секиру, кажется он потерял сознание или оказался в шоке.
Гамилла, не веря своим глазам, посмотрела на оружие в руках, затем на бетьяра и опять на самострел. Этого просто не могло быть… и все же случилось. В мгновение, когда смерть готова была забрать одного из сподвижников, когда в сердце не осталось сомнений, лишь жажда совершить спасительное действие… произошло чудо. Невероятное, почти забытое, болезненно-прекрасное чувство
Гамилла переводила взгляд на оружие и цель, открыв рот, не в силах поверить в случившееся. На минуту «госпожа стрел» забыла про бой, угрозу и долг. Одна лишь мысль осталась в голове арбалетчицы: неужели Хель была права? Может ли так быть, что не важно, какое оружие взял в руки «господин стрел» и первична сила посвященного?
Даже если бы пораженный бетьяр имел шанс выйти из шока, Елена времени ему не дала. Она вцепилась левой рукой в край высокого сапога и несколько раз ударила кинжалом куда придется, попадая главным образом по бедру. Только сейчас Елена увидела болтающиеся поверх кирасы цепи, осознала, что лихая судьба в лучших традициях боевиков свела женщину с главарем. Убивать всадника было трудно, и все же лекарка постаралась изо всех сил. Несколько раз она промахнулась, попав в седло и наконец засадила оружие в конский бок. Скорее всего здесь Елену и затоптало бы, но сзади крепко схватили, дернули, оттаскивая. Обезумевший конь с диким ржанием помчался на восток, унося мертвеца — женщина все же достала подвздошную артерию.
— Жива? — резко и громко спросил Раньян, глядя на нее и косясь в то же время на мальчика. Бретер держал саблю в левой руке, судя по виду клинка и хозяина, без дела оба не сидели.
— Д-да… — выдавила Елена.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Больше всего ей хотелось откинуться на крепкую руку мужчины, перевести дух, чувствуя надежную опору. О чем думал Раньян, мог бы сказать лишь он сам. Затем бретер отпустил спутницу, развернулся так, что сын и ворота оказались по левую и правые руки мечника.
— Иди, — сказала Елена. — Я позабочусь о нем.
— Хорошо.
Раньян быстро пошел к затихающей схватке. Видно было, что с удовольствием побежал бы, но просто не мог. Елена подобрала меч и захромала к Артиго. Она тоже спешила, лекарке совсем не нравился взгляд мальчика.
— Вот же зараза… — пробормотал Бьярн, опираясь на меч. Старый воин был уже не тот, что прежде, после интенсивной работы ему требовался отдых.
Кто-то убегал за запад, тем путем, каким пришел. Кто-то пытался отползти. Судя по крикам, один или двое бандитов не сумели вовремя сбежать, заплутали внутри стен, теперь их отлавливали всем обществом, вымещая бездонную ненависть крестьянина к солдату-грабителю.