– А-а, вот вы где ходите, – спокойно сказал он, поднимаясь с колен, и обтер рот углом шелковой простыни, грубо выдернув ее из-под девушки. – А мы уже собирались вас разыскивать. Вам что, совсем не интересно? Ваше имя упомянуто в завещании.
Тили оскорбительно засмеялась, сказала: «Пф-ф!» и стала лежа застегивать тесную как чулок блузку на пуговки, по одной запихивая в нее свои полные груди. Бюстгальтер валялся под кроватью вместе с трусиками, тянуться за ними не хотелось. Она справилась без бюстгальтера. У нее было упругое как у балерины тело и красивые груди работы талантливого скульптора. Я любовался ими не раз, мне ли было не знать?
Пока она приводила себя в порядок толстяк смотрел на нее с интересом, вопросительно приподняв одну бровь, затем перевел взгляд на свои спущенные штаны, из которых он так и не вылез, потому что не снял ботинок. Под коленями у него красовались большие алые пятна, гладкие как у женщины белые рыхлые ляжки умоляли вернуть их в штаны. Он нагнулся, поднял штаны с пола и стал застегивать, заправляя в них рубашку. Эти двое действовали удивительно слажено, словно им было не впервой. Если какая-то заминка у них и возникла в связи с моим появлением, она была совсем крошечной.
Я решил продлить немую сцену, рассчитывая получить по ней дивиденды, и дивиденды не заставили себя долго ждать. Мало чьи нервы могут выдержать тяжелое молчание. Садовник потянулся к столу и взял в руки папку с золотым тиснением, которыми специально пользуются юристы, чтобы придать лишний вес своим важным документам.
Золотая обертка делопроизводителей. Толстяк зашуршал бумагами.
– Вы упомянуты в последнем завещании, но на вашем месте я бы не спешил радоваться. Так как договоренность о судьбе Эммы у вас с Тили уже достигнута, я вам дам информацию, которую вправе озвучить только в присутствии всех наследников. Цените мое доверие.
– Еще не достигнута, – возразила Тили. – Он порядочный, он колеблется.
– Тогда это его подстегнет! – Толстяк щелкнул ногтем по папке. Щелчок получился увесистым. – Ему дали пинка под зад.
Тили хихикнула.
– А я его предупреждала, – сказала она.
Я продолжал сверлить Садовника тяжелым взглядом, прикидывая, выдержит ли его подбородок прямой удар моей правой? Он был тяжелее меня, но я проворнее. И руки у меня были длинней. Я решил, что он ляжет в первом раунде, несмотря на свое ослиное упрямство и квадратный подбородок, после чего навострил уши.
– Вот тут про вас, слушайте внимательно. «А Джино Маэстри пусть убирается из моего дома без всякого содержания и пусть вернет все мои подарки, кроме тех, что я дарила ему на дни рождения». Дальше идет перечисление вещей, которые вы обязаны вернуть, в том числе два автомобиля, которыми вы пользовались в течение трех лет совместной жизни с Эммой и, вероятно, считали своими. «Такова воля моя…» ну и так далее по форме. Можете положить ее слова на музыку и напевать себе на ночь вместо колыбельной. К обжалованию через суд советую не прибегать, проиграете. Что скажете?
Что я мог сказать? Гонг! Я надеялся на большее.
Он уставился на меня в ожидании ответа. Ответа не последовало.
– Молчите? Ну и убирайтесь туда, куда вас послала Эмма, раз вам нечего сказать!
Толстяк захлопнул папку и с чувством метнул ее на стол. По его глазам было видно, что он раздумывает, как со мной поступить – выкинуть за дверь или дать на жизнь пару сотен позасаленней. Он принял решение и протянул руку к моему воротнику, чтобы спустить меня с лестницы, а я приготовился встретить его хорошим апперкотом, но тут серебристый смех Тили остановил и развел нас в разные углы ринга. Из этих углов мы стали смотреть, как она хихикает.
– А я что говорила? – сказала она, вдоволь насмеявшись. – Что я тебе говорила, дурачок? Что тебя оставят с носом, помнишь? Бедный наивный малыш Рино! Мы бы могли любить друг друга на Мальдивах!
– Он сейчас расплачется, – сказал Садовник. – Готов на все.
– Тили! – воскликнул я. – Какого черта? Может еще не поздно все исправить?
– Вот, возьми коробочку. Подмени ей таблетки, которые от приступов. Ты это сделаешь для меня, Рино? Я тебя не обижу.
Я как в тумане увидел свою руку, протянутую ладонью вверх. На ладони лежала коробочка.
– Положи в карман, – сказала она, имея в виду коробочку. – Маленький передоз, такое же, но куда более сильное лекарство. Ничего постороннего в организме не найдут и все будет шито-крыто. Проще некуда.
– А Садовник? Он может…
Я огляделся. Мы были в комнате одни. Садовник исчез.
– О, насчет него не беспокойся, я в любой момент заткну ему рот. Ты же видел. Я умница?
Мне пришлось это подтвердить. Кивнув с удовольствием, она достала из косметички карандаш и, высунув от усердия язык, стала подрисовывать стрелочки к глазам. Я ее уже не интересовал.
– Иди, ты знаешь, что делать. Следующая дверь по коридору ее.
Я повернулся и вышел. Инструкции были получены. Я был зол на весь свет и на Тили тоже.
Часть третья. Эмма Фольксваген
1