В больницу гнали с сиреной, и, пока в реанимации откачивали Веру, приехали полицейские. Антон решил никуда не высовываться, никому не звонить и вообще не делать лишних движений. Он скромненько уселся на лавку около входа в реанимацию и, упершись взглядом в белесый пол, принялся медитировать, найдя под батареей маленькую выбоину и сосредоточившись на ней. Он поднимал глаза только тогда, когда открывалась глухая белая дверь, отделяющая мир живых от ресепшена небесной канцелярии. Пробегала ли сестричка или санитарка тащила мусор, АнтАнт смотрел на них умоляюще, словно просил помочь или хотя бы обнадежить.
– Передоз, – на ходу бросила вертлявая медсестра. – Говорят, что ее отравили. – Она вытаращила глаза на Рогинского, будто увидела дьявола из преисподней, и, ойкнув, убежала в темноту коридора.
Антон не знал, куда деваться от накатившей паники.
«Я же только хотел, чтобы она поспала чуток, – перед самим собой оправдывался он. – Почему же так, Вера?»
Он заметил в конце коридора складную широкоплечую фигуру полицейского и пригорюнился совсем.
«Сейчас наденут наручники, и поминай как звали!» – в сердцах подумал он, но насупленный майор уселся рядом, показал красную книжечку, где Рогинский так и не смог разобрать фамилию, имя, отчество, а увидел только звание.
– Ваша жена склонна к самоубийству? Ранее попытки были?
– Нет, никогда, – вырвалось у Рогинского.
– Она выпила несколько таблеток фенозепама. Доза почти критическая.
– Но где? Когда? – изумился АнтАнт, боясь, что в его снадобье содержатся не только травки-муравки, но и сильнейший психотропный препарат. Хотя от одной таблетки-то!
– Она, пока вас дожидалась в травмопункте, глотала какие-то таблетки. Медсестры видели, но не придали значения. И в урне нашли пустой пузырек.
-Да? – не веря своим ушам, уточнил Рогинский. – А как же снотворное, что она дома пила?
– Китайские таблетки? – фыркнул майор. – Это же просто спрессованный мусор! Ошметки травы, бумаги. Наши эксперты долго смеялись над этим препаратом... Самое ценное там – желатин!
– Дурят нас, везде дурят, – тяжело вздохнул Рогинский, радуясь, что уцелел в этой истории, и одновременно представляя, как открутит башку медицинскому светилу в частной клинике, всучившему ему по заоблачной цене мягкое, моментально действующее снотворное. Наверное, перистальтику улучшает…
Когда из реанимации вышел врач, АнтАнт клял себя последними словами за лоховство, а поганую Верку за устроенную трагедию.
Молодой и бледный врач подошел к нему, устало сел рядом и тихо пробормотал:
– Откачали.
– Спасибо, спасибо, доктор, – принялся увещевать Рогинский, между делом засовывая в карман белого халата заранее приготовленные мятые красные купюры.
– Случай помог, – невесело усмехнулся врач. – Вы ей как снотворное дали таблетку с сорбирующим эффектом. Она и снизила степень отравления. Если бы не это, мы бы не успели.
Рогинский потер затылок, понимая, что еще задолжал модному эскулапу, и, заглядывая в глаза доктора, попросил жалостливо:
– Мне бы Верочку увидеть, доктор! Хоть на минутку, а?
– Не положено, – пробормотал врач, но заметив, как в его карман переместилась еще одна пятитысячная купюра, сменил гнев на милость. – Только на минуту. Больная в сознании.
АнтАнт на негнущихся ногах прошел в палату интенсивной терапии. Около белой стены моргали разноцветными глазками какие-то приборы. Жена, бледная и осунувшаяся, лежала на застиранных бело-серых простынях. Из руки торчала игла капельницы. Прозрачная трубка, по которой размеренно и медленно сочилось лекарство, показалась Рогинскому червяком, присосавшимся к Вере.
– Одна минута, – снова предупредил врач и оставил АнтАнта наедине с больной.
Наклонившись над женой, он понял, что сейчас разревется, как мальчишка.
– Вера, Верочка, – пробормотал чуть слышно. – Что же ты сотворила, маленькая моя?
Она чуть заметно мотнула головой и, не разлепляя глаз, что-то тихо пробурчала.
– Что? – напрягся он, не расслышав.
– Верни Асеньку, Антоша... – пробормотала она чуть погромче.
– Обязательно, Вера. Можешь не сомневаться! – заверил Рогинский, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
– Спасибо, – кивнула она и, вцепившись пальцами в его руку, попросила:
– Не бросай меня. Я тебе и Нинку прощу.
– Не спал я с ней, Вера, – рыкнул Рогинский. – Кто тебе внушил этот бред?
Жена молчала.
– Ну! – не выдержал Антон. – Я не двинусь с места, пока не узнаю, – пригрозил он, уставившись на жену. – Аська тем временем за границу смотает.
Вера молчала, закрыв глаза, и Рогинскому показалось, что она не собирается откровенничать даже в такую минуту.
– Люся, – неожиданно выдохнула Вера и добавила почти шепотом: – Сестра врать не станет.
АнтАнт сжал челюсти, чтобы не заорать. Но кричать в реанимации не полагалось, тем паче на больную, только вернувшуюся с того света.
– Отдыхай, Верочка, – пробормотал он ласково. – Я еще вернусь... Вместе с Аськой.
Антон выскочил на улицу, еле сдерживая себя. И даже растерялся, не понимая, что делать.
«Ехать к Нине? Обязательно! Но чуть позже. К Люське и отвинтить поганой родственнице башку?»