Спор о варягах

С нашей стороны выступали еще Володя Назаренко (рассказывал о курганах, но его мало кто слушал) и Галя Федоровна (мы все-таки выпустили «тяжелую артиллерию», но это было уже без необходимости: поле боя было явно за нами).

Михаил Илларионович Артамонов, которому декан поручил щекотливую задачу председательствовать на этом заседании и подводить итог, избежал неприятной обязанности сформулировать поражение антинормани-стов. Он закрыл заседание, широко улыбаясь и разводя руками: «Ну что тут подводить итог? — сказал он. — Всем все ясно».

Через несколько дней мы отмечали 60-летие Гали Федоровны Корзухиной. Сохранилось стихотворное послание семинара ей, построенное как описание ее участия в Норманнской баталии и пародирующее пушкинскую «Полтаву» (к сожалению, чернильный текст частично размыт шампанским).

Раздайся, музыка тимпанов!

То роковой, девятый вал,

Иван Васильевич Степанов На эту битву всех созвал.

Чуть утро — серый, невесомый,

С огнем авдусинским в груди,

Спокойно шведами несомый,^!

Явился Игорь впереди.

Все стихло. Выдержанный, скользкий,

Все взоры приковал Шаскольский.

Вдруг слабым манием руки Поправил на носу очки.

И грянул бой, норманнский бой!

Доклад невнятно был прочитан Тем, кто под грековской трубой Был вскормлен, вспоен и воспитан.

И так далее — описывается поведение каждого, отражается занятая позиция. Конспектируя выступления в дискуссии, И. П. Шаскольский не записывал ответные слова свои и мои, пропустил выступления Пештича. Но оно имело место, и это отражено в строфах «Норманнской баталии»:

Еще за чару Лев не брался,

Еще от боя не остыл,

^гТ. е. Шведы его критиковали. — Л.К.

А уж Шапиро расстарался Ему на миг подставить тыл.

Вид брани Клейну слаще пира -«Силен бродяга, ах, силен!»⁶ И в часть филейную Шапиро Был им немедля уязвлен.

Рванулся Пештич на подмогу,

Но как ни бился, не помог.

О том, о сем попел немного И лучше выдумать не мог.

Но, отступая, Льва лягнул:

Мол, в чем-то где-то Лев загнул.

Поздненько Пештич спохватился,

За что жестоко поплатился! ^ШаР^{ж на л}-^с-^Клейна

Какие боги помогали Варягам, придавая сил?

Присутствие отважной Гали,

Могучей Федоровны пыл.

Многие строфы сопровождаются моими дружескими шаржами. Сейчас мне жаль, что изображения наших оппонентов были не очень дружескими. В частности, были злорадно гиперболизированы черты внешности Игоря Павловича (у него был большой хрящеватый нос с горбинкой, изогнутый еще и вбок). Но Шаскольского я еще рисовал уважительно. Другие рисунки (профессора Шапиро, например) и приводить не стоит. Наше тогдашнее отношение к В. В. Мавродину видно из строфы о нем:

Но, мудр и опытен премного,

Владимир Старый ждал итога,

Чтобы с дороги не свернуть И к победителям примкнуть.

Победителями были мы. Санкции остались нереализованными, а нас долго звали «декабристами» (дискуссия была в декабре). Мы отстояли на ряд лет возможность продолжать работу семинара. Студенты писали у меня курсовые работы по варягам, Глеб был прямо с четвертого курса принят на кафедру ассистентом, а на следующий год из семинара в штат кафедры был зачислен Василий Булкин, еще через несколько лет — Игорь Дубов. Другие члены семинара поступали на работу в ИИМК и Эрмитаж.

Для подведения итогов дискуссии с большого расстояния я приведу

РЕДАКЦИОННОЕ ВВЕДЕНИЕ ЖУРНАЛА «СТРАТУМ-ПЛЮС»

К ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛОВ ПО ЗО-ЛЕТИЮ ДИСКУССИИ

35 лет тому назад в Ленинграде развернулась «варяжская баталия», которая была событием, быть может, не столько в истории российской науки, сколько в истории русской культуры. Это был эпизод в трехвековом споре. Этот спор трижды за три века приводил к острым публичным состязаниям норманистов с антинорманистами, каждый раз во второй половине века. По напряжению, пожалуй, последняя схватка была самой острой.

Все участники спора прекрасно понимали, что речь шла о возможности заниматься наукой и даже вообще о свободе в буквальном смысле слова. Что побежденным не миновать разгона, а кое-кому тюрем м лагерей. Вот если выстоять, то дело кончится... тем же, но несколько позже. Но свободу действий удалось отстоять еще на ряд лет. И не только для себя. В атмосфере свободы для занятий норманнским вопросом выросли многие из следующего поколения исследователей.

Некоторым кажется, что теперь-то дискуссии в старом ключе положен конец. Думается, что это лишь иллюзия. Стимулы для обострения спора всегда шли извне, из не-науки. Питательная почва для этого остается, пока на Востоке Европы сохранятся противоречия между реальной ситуацией и национальными амбициями. Эти противоречия порождают уязвленное национальное самолюбие, комплекс неполноценности и страсть к переделке истории. Чтобы история была не такой, какой она была, а такой, какой она должна была быть. Чтобы она питала новый национальный миф.

Однако, помимо эмоций и политических коннотаций, в этой дискуссии есть и чисто научные аспекты. И сегодня, к счастью, мы можем заняться именно ими (Стратум-плюс 1999, 5: 91).