Читаем Спор о варягах полностью

В. Б. Вилинбахов в своих работах придерживался архаичного мненияг что варягине скандинавы, а балтийские славяне; то же мнение отстаивали москвичи А. Г. Кузьмин и В. В. Похлебкин; остальные антинорманисты поголовно признавали варягов норманнами.]

Борьба была перенесена на другие ступени.

Долгое время острые споры шли по вопросам № 2 и 3: 2) об эпизоде прибытия — призвание, завоевание или поиски службы, и 3) о термине «Русь» — северного он происхождения или южного.

И снова противники норманизма жестко отмежевались: кто признает, что варяги нанялись на службу к славянам, тот наш, а кто признает призвание или (того хуже!) завоевание, — норманист! Кто считает термин «Русь» скандинавским, северным — и подавно норманист!

Но с недавнего времени к советским исследователям стали закрадываться сомнения. Эпизод прибытия уже не толкуется в курсах лекций столь уничижительным для варягов образом: каким бы способом они ни проникли, но оказались здесь с оружием в руках, далеко не всегда держались в рамках, приличных для служебного персонала — так или иначе, но почти все главные князья оказались варягами.

Самые мощные доказательства южного происхождения термина «Русь» были марровскими, остальные очень шатки. А марровские рушились! Одни исследователи, пойдя на компромисс, признали, что термин имел двоякое происхождение — южное и северное (но какое странное совпадение — надо же! — с двух сторон сошлись и встретились два термина одного звучания и даже одного значения!). Другие заколебались: то ли с севера пришло это слово, то ли с юга... А третьи стали склоняться на сторону северного происхождения: пусть грамматические перипетии путешествия термина с севера на юг не вполне ясны, но, как бы там ни было, а все-таки финны до сих пор зовут русами шведов, а славян — веняя (венедами), и антинорманисты никак объяснить этого не могут.

В 1949 г. В. В. Мавродин еще считал эти два вопроса (вторую и третью ступеньки) основными в споре, определяющими деление на норманистов и антинорманистов. В. П. Шушарин в своей книге прошлого года еще твердо стоит на старых позициях, хотя и не считает эти вопросы главными. А вот И. П. Шаскольский в своей книге эти два положения уже не включил в согриз йеИсй (состав преступления) норманизма! в его формулировку, определяющую, что такое норманизм, они уже не входят.

Но это только теоретически, декларативно.

Практически же И. П. Шаскольский продолжает решительно воевать с теми, кто признает «призвание», «завоевание» или скандинавскую Русь, и зачисляет их в норманисты. Правда, он нигде не указывает, что южное происхождение термина «Русь» твердо доказано, а только что «наиболее вероятным представляется мнение» сторонников южных корней (стр. 54). Т. е., по признанию автора книги, остается все же возможность (пусть даже менее вероятная), что термин «Русь» пришел с севера, но сторонники этого мнения уже заранее зачислены в норманисты!

Создается впечатление, что автором книги, как и многими другими исследователями, движет в этом деле тайный страх перед теми ужасными последствиями, которые разразятся, если (не дай бог!) окажется, что термин «Русь» — северного происхождения. Т. е. если северного, ну, тогда... Ну, тогда уже ничего не остается, как идти на поклон к шведскому королю, чтобы принял нашу худую землишку под свою могучую державу! (Смех.).

Иными словами, молчаливо подразумевается, что дальнейшая цепочка построена норманистами правильно, прочно, и из этого звена уже с необходимостью вытекают все последующие — что и надо нашим действительным противникам в этом вопросе! Так упрямое цепляние за невыгодные позиции приводит к ослаблению более важных.

В борьбе за термин «Русь» сказались и этот страх и опасения за урон национального достоинства: зазорно носить чужое имя. А не зазорно носить людям личные имена Петр и Георгий (греческие), Иван, Марья, Михаил (древнееврейские), Игорь и Ольга (варяжские)? Откуда приходят имена — дело случайное. Переселения и завоевания тоже зависели от множества конкретных обстоятельств истории и происходили в разных направлениях. Привязывать судьбу спора к исходу установления таких конкретных событий — значит ставить решение важных вопросы истории в зависимость от выяснения случайных обстоятельств — и с весьма рискованным результатом!

Основные бои идут теперь на четвертой ступеньке.

М. Археология на чаше весов

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное