Спойлер: умрут все

Шуршание. Латунной ложечкой, чья ручка оплетена письменами на незнакомом языке, ведьма корябает по дну чаши, соскребая сгоревшее, и ссыпает в холщовый мешочек серебристо-серый порошок. Суть.

— Разве не чудо? — бормочет она, затягивая тесёмки. Перед взором растерзанного смыкается тьма.

Ведьма возвращается к телу на столе и погружает мешочек в сочную улыбку разреза. В её руках появляются спицы. Она сноровисто орудует ими, и растерзанный человек превращается в зашитого человека. Зашитый человек хихикает — щекотно. Внутри, под рёбрами, что-то зудит и толкается, будто прорастающее семя, ширится и пронизывает. Боль отступает, а зрение возвращается. Зашитый человек, собрав остаток сил, поднимает голову и смотрит на аккуратный шов, скрепивший воспалённую ткань. Смотрит, как пунцовое отцветает, а от сомкнутых губ раны расползаются новые и новые нити — по коже… заменяя кожу. Под рёбрами распускается тёплый шерстяной цветок. Будто и не плоть внутри, а набивка.

— Всё-всё, сладенький, — утешает женщина и целует зашитого человека в щёку. Тряпичные доченьки восклицают: «Ура!». — Самое трудное позади. Дай тебе помогу.

Она игриво теребит член зашитого человека. Когда орган, наконец, отвердевает, она сжимает его в кулаке — на этот раз ласково, почти боязливо — и приступает к работе. Её рука всё так же горяча.

Зашитый человек блаженно улыбается, медленно, но неизбежно превращаясь в кукольного человека.

***

Конец августа. На календаре по-прежнему лето, но сентябрь уже затаился у порога, как непрошенный гость. Ранними сумерками дышит в спины прохожих студёным туманом, и те невольно ускоряют шаг, утешаясь, что есть ещё впереди пара летних дней. Это ложь. Конец августа — ненастоящее лето, и непрошенный гость терпеливо ждёт, когда воцарится полновластным и хмурым хозяином. Первые жёлтые листья, его глашатаи, прыскают по тротуарам, забиваются в стоки, хрустят под ногами спешащих якобы по делам горожан. Деревья утомлённо покачивают кронами и в такт ветру напевают скрипучие старческие песни о приходе холодов. Как по команде распахивают глаза циклопы-фонари и пристально изучают запыленные фасады домов, точно видят их впервые.

Один дом кажется наряднее прочих. Он хорохорится густо-зелёными стенами и слюдяной витриной. За стеклом — игрушки на любой вкус: и машинки, и солдатики, и паззлы, и плюшевые псюшки, и, конечно, тряпичные красавицы — куклы. Они выделяются особенно. Румяные и пёстрые, расселись на полках, чисто барыньки, ведущие светскую беседу. Над витриной красуется вывеска: «Двери в детство», а над входом — табличка «Добро пожаловать».

От торопливого ручейка пешеходов отделяется пара: женщина в лёгком бежевом пальто и толстяк в безразмерной клетчатой рубахе. На лицах супругов перезревшей тенью лежит печать тяжкой и неизбывной ноши, которая с ними так давно, что въелась в кожу, стянула свинцовые обручи морщин и состарила раньше срока. Толстяк рассеянно смотрит по сторонам. Взор женщины прикован к витрине.

— Толь, — говорит женщина, хватая спутника за локоть — нервно, а не нежно. — Ты видишь?

— Вижу что? — отрешённо отзывается супруг. Поворачивается к витрине, и морщинки вокруг его глаз делаются глубже.

— Она совсем как наша Аня.

— Лиз. — Голос мужчины звучит сдавленно. — Восемь лет прошло.

— Она совсем как Аня! — повторяет женщина громче — почти выкрикивает. Оказавшийся поблизости прохожий оглядывается и ускоряет шаг. — И платьице такое же, как на ней, когда… когда…

Её голос начинает дрожать. Мужчина приобнимает спутницу за плечо.

— Да, похожа, — признаёт он. — Какое совпадение!

Глаза женщины подозрительно блестят. Неподалёку промоутер в ростовом костюме клоуна раздаёт буклеты, но супругам не до него. Сейчас им ни до кого из тех, кто на улице, а может, и в целом мире.

— Давай купим, — молит женщина.

— Не думаю, что это…

— Хорошая идея? — всхлипывает она. — У тебя все идеи плохие, если они не твои!

Мужчина мнётся.

— Будет нам как память. А если Аня вернётся однажды…

— Давай, — смиряется мужчина, и пара рука об руку идёт ко входу в магазин. Клоун распахивает им дверь. Он настоящий жердяй. У него красный шерстяной нос, белые перчатки с пальцами-сосисками — пухлые, будто по ним вмазали молотком, — мешковатая пурпурная кофта с помпонами и зелёные шаровары. На ногах — чёрные бегемотоподобные ботинки, на голове — шапочка с пропеллером. Почему-то под шапочкой закреплён налобный фонарик. Улыбка у клоуна удалая, рот до ушей, крупных, как баранки — но что-то в этом типе заставляет женщину сжать локоть мужа крепче. Возможно, всё из-за движений клоуна. Они вихлястые и какие-то бескостные. Так водоросль извивается на морском дне.

«У него нет прорезей для глаз, — думает женщина. — Как он смотрит?»

Но муж уже затаскивает её в магазин. Дверь закрывается, колокольчик над порогом звенит, а клоун возвращается к прежнему занятию. Пританцовывая и кривляясь, подруливает к парню в кожаной куртке. Протягивает буклет.

— Отъебись, чудовище, — огрызается парень и спешит дальше по своим делам.

2022

Мерцающий дом