Спойлер: умрут все

Потеха мячом отскакивает от пола — щёки пылают, глаза навыкате, слюна размазана по губам, как помада.

— Дёру! — пищит он и, не дожидаясь спасителя, драпает прочь. Заяц

(человек в костюме зайца!)

вскидывает руку — нормальную — и цапает Потеху за ступню. Матерясь, тот бухается на колени, лягает раз, другой — вырывается. Тиша помогает ему подняться. Заяц

(человек!!!)

неуклюже барахтается среди раскиданного подельниками барахла.

— Нога! — воет Потеха, припадая на правую. Тиша подставляет плечо, и охромевший Потеха повисает у него на шее. От Потехи забористо несёт пóтом. Опустив глаза, Тиша замечает, что ступня вора свёрнута набок. Они ковыляют к лестнице. Потеха подскакивает, как подстреленная из рогатки ворона.

Покалеченными сиамскими близнецами они исхитряются допрыгать до ступеней, пока заяц

(хер с ним, заяц!)

ворочается в дальнем углу.

— Фомич! — рыкает Потеха, карабкаясь к люку. Тиша протягивает гвоздодёр. Потеха вырывает инструмент и примеряется к нитяной щели в потолке.

— Не стой без дела, Тишка!

«Собственное правило нарушил», — обжигает Тишу суеверная мысль. Не понимая, что от него требуется, он начинает метаться вокруг лестницы, пока под потолком лается Потеха.

А за спиной — шум. Тиша оглядывается.

С лопатой наперевес, как солдат, бегущий в штыковую, к ним мчится заяц. Дряблые уши хлещут по щекам, усы топорщатся. Отблески плафона наполняют стеклянные зенки ликованием триумфатора.

«Как он видит через них в костю…»

Заяц с разгона вонзает острие лопаты в коленный сгиб здоровой Потехиной ноги.

Потеха ревёт. Разворачивается, размахивая гвоздодёром, но попадает лишь по заячьему уху. Заяц колет снова. Лопата впивается в ягодицу Потехи с глухим чавкающим «фуф», будто входит в сырой от дождя чернозём. Выронив гвоздодёр, урка кубарем скатывается со ступеней. Вжавшись в стену, Тиша таращится на зрелище, одновременно кошмарное и курьёзное.

Потеха падает на спину, как неуклюжий жук, и заяц отступает на шаг, примеряясь. Заносит лопату. Потеха выставляет руки. Лопата опускается стремительно, будто лезвие гильотины, и рассекает Потехе пальцы — воровскую гордость и красу. Перчатки лопаются, алые брызги орошают заячье брюхо и сливаются с розовым.

Потеха срывает и без того слабый голос в очередном крике. Корчится, молотит руками, разбрызгивая вокруг себя всё больше крови, будто спринклерный ороситель, к которому подвели не воду, а гранатовый сок. Вопль пронзительный, будто запустили дрель, и Тиша зажимает уши. Голова его раскалывается, глаза слезятся. Этот вопль разбудит соседей. Разбудит весь город.

Заяц заносит лопату для решающего удара.

Тиша оказывается проворней.

Он подхватывает гвоздодёр и дубасит зайца по хребту.

Не издав ни звука, заяц роняет лопату и падает на колени перед Потехой, точно желая вымолить прощение за столь неудачно начавшееся знакомство. «Забудем это недоразумение и попробуем заново». К горлу Тиши икотой рвётся безумное хихиканье.

Вместо покаянной речи заяц наваливается на Потеху и вновь принимается душить.

Окровавленной пятернёй Потеха стискивает заячий нос в кулаке, и линялая ткань промеж пушистых ушей с треском расходится. Тиша ожидает увидеть шевелюру психа, напялившего костюм, но из разрыва, словно мозги, лезет серая набивка.

Тиша замахивается снова.

Будто угадав, заяц отпускает Потеху и разворачивается. Вовремя — гвоздодёр уже вошёл в свистящую дугу. С поразительным проворством заяц перехватывает гвоздодёр. Встаёт, выпрямляется, весёлый и грозный — усы выдраны, на скомканном рыле кровавый след ладони, — и играючи вырывает у Тиши оружие.

Так же играючи он наотмашь двигает гвоздодёром Тише в челюсть. Пробирающий до мурашек хруст Тиша слышит не ушами — он раздаётся внутри черепа. Следом обрушивается боль — ошеломительная, невообразимая. Рот наполняется вкусом ржавчины и осколками зубов. Челюсть отвисает, как развалившийся выдвижной ящик, а сам Тиша летит назад, и кровь хлещет изо рта, словно из брандспойта.

Он впечатывается в стену. Пытается устоять, но ноги становятся чужими, ломкими, и Тиша шлёпается на задницу. Хрустит раздавленный мобильник. У лестницы продолжается суета, но Тиша может думать только о боли. Б-О-Л-Ь, все буквы заглавные. Мучительная дрожь сотрясает тело. Пространство подвала заполняется серым и скручивается в петлю, в узел. Как и Тишин желудок. Его едкое содержимое выплёскивается из глотки и горячей окровавленной лепёхой шмякается на пах. В месиве гладко белеет одинокий зуб.

Потеха тем временем перекатывается на четвереньки и слепо ползёт вдоль стеллажа, мотая башкой. Мечется луч фонарика. Заяц неспешно настигает Потеху и протягивает того гвоздодёром по спине. Тиша не слышит треска расколотой лопатки, как не слышит и визга Потехи. Его голова полнится собственными визгами, как прóклятый замок — привидениями. Раздробленная челюсть не даёт им вырваться на волю, и от этого в тысячу раз хуже.