Спойлер: умрут все

Вор разжимает пальцы. Ничего не происходит, только ухо вяло колышется, как стариковский хрен.

— Видали и не такое. — Потеха поворачивается к Тише. Из-за спины урки округло выглядывает карнавально-алый бок барбекюшницы. — Давай-ка шерстить, пока солнышко не встало. Моя эта сторона, твоя — та.

И начинает беззастенчиво греметь на полках. Вниз кувыркается первая жестянка, брякается у заячьей лапы и харкает россыпью гаек.

Тиша подключается — суетливо и с желанием поскорей закончить. Подвал наполняется лязгом и грохотом, оживив в памяти станкозавод, где Тиша успел поработать после малолетки и до первой задержки зарплаты.

Под треск и дребезжание домушники продвигаются к лестнице. Всё меньше ящиков и коробок остаётся нетронутыми. Увы, шансов найти нычку от этого не прибавляется.

— Пилите, Шура, пилите! — подбадривает Потеха.

Среди обычного гаражного барахла порой попадаются вещи, которые могли бы озадачить, не будь Тиша в спешке. Например, узкий контейнер из оргстекла, наполненный отвратительного вида насекомыми — к счастью, дохлыми. Они напоминают блох, закованных в броню гнилостно-коричневого («какашечного», назвала бы Злата) цвета — если только бывают блохи размером с яблочный огрызок. На контейнере вместо цифры фиолетовым фломастером намалёван непонятный иероглиф: мешанина из разорванных петель, похожая на комок лобковых волос. Тиша опрокидывает банку, её содержимое рассыпается в полёте и хлещет об пол, как град. Одна из тварюшек приземляется Тише на кеду, хрусткая и ломкая, будто из засохшей мыльной пены. Он пинает её, содрогаясь от отвращения, и «блоха» рассыпается. Остаются только голова и лапки. Остро пахнет горько-солёным.

Или вот картонная коробка с тряпичными ручками, ножками, ушками, губками всевозможных форм и размеров. Кучу кукольных запчастей венчает плюшевое рыло Микки Мауса, но не смеющееся, а перекошенное от бешенства. Неудивительно — вместо ушей мультгерою пришили его знаменитые белые перчатки. Сосисочные пальцы растопырены и готовы вцепиться в лицо любому, кто нагнётся над коробкой. Такой Микки не станет веселить детишек в Диснейленде, а, хохоча, погонится за ними с бензопилой. Тиша не решается запустить руки в коробку (кто знает, что ещё скрывается под головой мышонка-мутанта), и просто вываливает её содержимое на пол. Бескостные ручки, ножки, хвосты растекаются, извиваясь, будто скользкие угри из прорванной сети. Нычки нет. Из-под игрушечной расчленёнки злорадно скалится старина Микки.

После подобного другие штуки, вроде свёрнутых в рулон анатомических таблиц или йоговской дощечки, утыканной иглами длинною с карандаш, не кажутся странными.

Тиша добирается до лестницы одновременно с Потехой. Здесь они переглядываются. Оба тяжело дышат, у обоих пунцовые щёки. По скуле Потехи тянется жирный мазок машинного масла. Друг другу ясно: ни алтушки.

— А! — выдыхает Потеха после тягостного молчания. — Мы ж этого забыли. Братца Кролика. Зря он, думаешь, в углу кемарит? Вот кто бабулечки наши стережёт.

Потеха двигает к зайцу, а Тиша без сил приваливается к стене. Не просто измотанный — опустошённый. Его больше не волнуют деньги. Не волнует — жутко и стыдно признать — Злата. Выбраться отсюда — вот всё, чего он сейчас хочет. Будут и другие хаты, где можно поживиться. А эта — не дом, а склеп. Даже если Потеха отыщет что-то в синтепоновых потрохах зайца, Тиша откажется от доли. Не быть добру от здешних богатств.

Он делает глоток пахнущего пеплом воздуха, чтобы заявить об этом, когда раздаётся крик Потехи.

Тиша резко отталкивается от стены и ушибается плечом о полку. Дальний угол подвала хорошо подсвечен фонариком подельника, но Тиша всё равно отказывается верить собственным глазам.

Потеха кричит — нет, орёт, визжит, точно боров на неудачном забое, — а к его горлу тянется чёртов розовый заяц, словно сбежавший из старой рекламы Energizer и потерявший в пути барабан. Он стискивает пальцы на шее Потехи, и Тиша видит, что правая рука зайца, прежде скрытая привалившейся к стене тушей куклы, человечья. Из плоти и крови. Если судить по ядрёному бицепсу и чёрным курчавым волосам — мужская.

Потеха корчится, вцепившись в клешни, сомкнувшиеся под подбородком. Его козлетон мечется по подвалу, сверлом ввинчиваясь в мозг. Заяц сосредоточенно безмолвствует. Они смахивают на пáру, покачивающуюся в медленном танце, и лишь чрезмерный пыл одного из партнёров портит сходство.

Тиша без раздумий кидается к борющимся. На бегу хватает со стола Потехину фомку. Налетает и, не примеряясь, с размаху обрушивает гвоздодёр на зайца-переростка. Как по матрасу врезал — оружие отпружинивает от заячьей лапы. Костюм — конечно, костюм, что же ещё? — оказывается слишком плотным.

Однако удар не пропадает зря. Заяц отшатывается, потеряв равновесие, и слабеющий Потеха увлекает врага за собой. Они валятся набок. Визг Потехи срывается в надрывный кашель. Тиша бьёт снова, но только чиркает по загривку придурка в костюме. Придурок неумело пинает Тишу в бедро. Пинок выходит мягким, словно нанесён не ногой, а и вправду кукольной лапой.