"Доктор" посмотрел на часы, стоящие на каминной доске, суетливо пресек все уговоры остаться на обед и, подхватив свой черный саквояжик, чмокнул подставленные руки старушек. Обернувшись напоследок, мистер Ступни посулил обучить меня нескольким умственным упражнениям, которые могут "пригодиться в жизни".
— На случай, если захочешь со мной поговорить, я буду ждать тебя на развалинах каждое утро в три часа. Можешь черкнуть письмо для отца, — прошептал он у входной двери, и я, кивнув, буквально вытолкала его из дома.
Я скорее почувствовала, чем услышала приближение Страша.
— Кушать подано, мисс. В столовой. Когда я туда вошла, сестры уже сидели за столом и созерцали куриный салат.
— Принимая во внимание все обстоятельства, не таким уж неприятным типом оказался этот доктор, — сказала Гиацинта, когда я села и развернула салфетку.
— Принимая во внимание мое положение?
— И его омерзительные усы! У нашей сестры Фиалки однажды был очень красивый ухажер, но отец убедил нас, что всякий, кто носит усы, непременно скрывает какую–нибудь порочную тайну. И из этого ничего не вышло.
Остаток дня прошел спокойно. Когда мы переместились в гостиную, Гиацинта попросила меня помочь ей мотать шерсть довольно миленького розового оттенка, из которой она собиралась что–нибудь связать для младшего ребенка Фиалки. Американские дети любят получать подарки из Англии. Но только я вознамерилась разузнать о Фиалке побольше — например, когда и за кого она вышла замуж, — как в мотке шерсти обнаружился узелок. Мы пытались распутать его, но Примула нависла над нами, закрывая свет.
— Такая большая и стремительная страна, эта Америка, — зачастила она. — Я никогда не могла до конца понять, как Фиалка приспособилась к образу жизни этих странных созданий, впрочем, она всегда была такой энергичной. Я слышала, они там не пользуются тарелочками для бутербродов. Нет, дорогая, мы никогда не бывали в Америке. Фиалка много раз звала нас, но ее муж… поверь, это страшный человек! — Она хихикнула. — Чем меньше мы будем о нем говорить, тем лучше, да и, чего скрывать, мы с Гиацинтой никогда не питали склонности к путешествиям. Что довольно удивительно, если принять во внимание теорию о наследственности. Наш прапрапрадедушка Синклер Трамвелл объездил весь мир.
— Он был моряком?
— Дегустатором чая, — ответила Гиацинта. Узелок благополучно распутался, и шерстяная нить вновь плавно скользила в ее пальцах. — Это первый человек из нашего семейного клана, занявшийся торговлей. В те времена торговля считалась крайне недостойным занятием, но от Синклера осталось несколько изящных безделушек.
— Люди тогда были очень ограниченными! — Примула села, поставив ноги на низенькую скамеечку. — Правда, один из наших предков женился на дочери хозяина гостиницы; ты еще увидишь ее портрет, девица выглядит вполне смышленой. Но в нашем роду только Синклер бредил морем и любил опасности. В те далекие дни чай был все равно что золото, и Синклеру удалось поправить пошатнувшееся финансовое благополучие семьи.
— Я видела его портрет в холле.
Клубок шерсти чуть не упал у меня с колен, я судорожно подхватила его. Гиацинта кивнула.
— У него вид то ли пирата, то ли контрабандиста, не правда ли? Оба определения вполне годятся. Сегодня Синклера назвали бы просто ловким коммерсантом. Судя по рассказам, он пользовался любовью среди тогдашних обитателей этого дома — он их не беспокоил, поскольку почти всегда отсутствовал, а когда приезжал, был терпимым и щедрым. Правда, и враги у него тоже имелись. Наш предок и местный сквайр готовы были перегрызть друг другу глотки. Однажды за обедом старик Гранди поднял шум, требуя убрать сардины. Он обвинил Синклера, мол, тот хотел нанести ему смертельное оскорбление, подсовывая на обед каких–то рыбешек.
— Да–да, это один из моих любимых анекдотов! — просияла Примула. — По словам нашего отца, Синклер подпрыгнул на стуле и вскричал: "Деревенщина! Не по своей воле я пригласил тебя на обед, жалкий ты глупец, но теперь я с большим удовольствием оказываю тебе эту любезность!" С этими словами он бросился через стол, круша фарфор на мелкие кусочки, и проткнул сквайра ножом.
— И тяжело ранил? — спросила я, замерев от восторга.
— Нет, — разочарованно вздохнула Примула, — крошечная царапинка. Сквайр Гранди больше негодовал из–за того, что Синклер не удосужился вытереть нож, прежде чем наброситься на него, и сардинный сок забрызгал его белую накрахмаленную рубашку. Однако следует помнить, что отец всегда с удовольствием рассказывал об этой сцене.
— Вы считаете, что ваш отец походил на Синклера своей…
— Тягой к романтике? — Черные волнистые брови Гиацинты сдвинулись. — Возможно, хотя в отношении к деньгам у них не было никакого сходства. Отец считал слово "деньги" самым вульгарным в английском языке и запрещал нам даже думать о них. Он был добрый, любящий, невероятно наивный старый…