Спич

Но было и приятно: во-первых, о нем все-таки не забыли. А во-вторых, уже давно прошло то время, когда Женечка, тогда еще не Евгений Евгеньевич, сочувственно разделял теткины интеллигентские предрассудки, причуды типа деньги — не главное. Главное, конечно. И уж вовсе глупо ограничиваться лишь тем, что необходимо. Нужно стремиться иметь лишнее, и как можно больше, это и есть — роскошь, настоящая роскошь. И надо быть как можно ближе к месту, где денег больше всего, а больше всего их, разумеется, в Кремле, иначе получается просто глупо. Евгений Евгеньевич даже забыл на минуту, что деньги эти не его, даны ему в счет его долга, и что их придется отдавать.

Повеселев и взбодрившись, он решил: что ж, осваиваться так осваиваться. И собрался на прогулку. Закутавшись в свое пальто тонкого кашемира, обвязав шею шелковым шарфом, надев шляпу, Евгений Евгеньевич спустился по лестнице, отразившись в вестибюльных зеркалах. Рассеянно глядя туда-сюда, Евгений Евгеньевич вдруг заметил, что по углам здесь установлены камеры наблюдения. Что ж, подумал, теперь везде…

У дверей скучал пожилой швейцар отчетливо русского происхождения, новая форма с малиновыми галунами на штанах висела на нем неловко. На его груди мерцали две медали, и он, по-видимому, старался с возможным достоинством нести свою нелегкую долю тунеядства. Откуда у него медали, войны давно не было, мелькнуло у Евгения Евгеньевича. Швейцар посмотрел на него удивленно, но ничего не сказал, а открыл Евгению Евгеньевичу дверь и тут же захлопнул за ним, чтобы в гостиничный холл не смог ворвался студеный смерч, несущий песок, птичьи перья и обрывки сухих листьев степных кустарников.

Прикрывая лицо воротником, захлебываясь стылым воздухом, Евгений Евгеньевич завернул за угол и обнаружил метрах в трехстах какие-то строения. Туда вела дорога из бетонных плит, по какой он сюда, кажется, и приехал. Подойдя ближе, разглядел косую вывеску Первомайский, а за ней большего размера, возведенную высоко над крышами убогих домов игральные автоматы. И чуть дальше, на фронтоне сарая с покатой крышей еще одна, почти совсем размытая Чайхана у Рахмона. А где-то вдали, на другом, наверное, конце поселения можно было разглядеть высокое строение, похожее на минарет.

Он пошел вперед, достигнул окраины, но не увидел ни одного человека. Плешивая собака у чьих-то ворот не обратила на него внимания: может быть, стала не любопытна от старости. Поселок казался мертв. На зале игральных автоматов висела наискось ржавая железка, замкнутая висячим замком. Поглядел сквозь мутное стекло — никаких автоматов в помещении не было, пусто. И решив, что на сегодня туризма с него хватит, Евгений Евгеньевич повернул назад, потому что очень продрог.

27

Он вернулся в отель.

Швейцар почтительно придержал перед ним дверь.

— А что ж в поселке-то пусто?

— Так ведь не живет никто, так, три человека. Старики померли, молодежь уехала.

— А зачем нужен этот отель?

— А этого нам знать не положено, — сказал швейцар с некоторым испугом, как показалось Евгению Евгеньевичу. — Давайте-ка ваше пальто, вас на обед ждут.