Спич

Изнутри отель оказался больше, чем виделось снаружи, и производил впечатление скорее неуютное: с первых шагов по вестибюлю Евгений Евгеньевич испытал дискомфорт того сорта, что обычно возникал у него в новых огромных международных аэропортах. И сквозняки. До номера он добрался уже раздраженным, разбитым и клянущим судьбу. Хотел сунуть десятку вошедшим следом за ним в номер мальчишкам с багажом, но те замахали руками, испугались и убежали. Когда остался, наконец, один, скинул пальто, принялся расстегивать пиджак американского, желтого вельвета, дорожного костюма, как в дверь постучали. Евгений Евгеньевич крикнул войдите, но официант был уже на пороге. Тоже татарин, наверное, но молодой, смазливый, улыбчивый. Он молча вкатил на тележке фрукты в вазе и шампанское в золотом ведерке со льдом. Хотя впору было бы пить коньяк или горячий грог с ромом — в номере стоял хорошо, если не мороз. Официант неловко открыл бутылку, та была действительно холодная, что не удивительно, и пены на багровый палас пролилось мало. Евгений Евгеньевич махнул рукой, мол, спасибо, но официант, молча и таинственно улыбаясь, с выражением доброго фокусника, включил кондиционер, и тут же повеяло теплом. Евгений Евгеньевич кивнул, взял бутылку и убедился — Veuve Cliequot.

Официант исчез. Евгений Евгеньевич снял пиджак, зачем-то глянул за оконную занавеску, в пустую степь, и испытал прилив тоскливого уныния. Машинально взял грушу из вазы, откусил и провалился в мягкий диван. Было очень тихо, только чуть слышно журчал кондиционер. И Евгений Евгеньевич, измученный путешествием, мгновенно уснул с надкушенной грушей в руке. А вдова, чуть пенясь, медленно вытекала на багровый ковер.

Ему приснился сон.

Будто бы он и Люмьер идут куда-то вместе, а куда — неизвестно. Вокруг неясная, средне русской внешности, местность. На Люмьере белое кимоно с большим малиновым иероглифом на животе.

— Откуда у вас такое? — спрашивает Евгений Евгеньевич.

— А помните, мы были с вами на китайской выставке, — говорит Люмьер со знакомой иронической полуулыбкой на устах…

Бокал покатился по ковру, Евгений Евгеньевич очнулся. Что бы это значило, подумал он, хотя не верил ни в сонники, ни во Фрейда с Юнгом. Впрочем, отчего приснилось китайское, понятно: я же на Востоке, черт бы его побрал. А Люмьер? Странно, но учитель давно ему не снился. Да и почти не вспоминался с тех пор, как кончилось прошлое, и настоящее изменилось. Ушло трепетное любопытство к миру, честолюбивые надежды и предчувствие, что вот-вот ему, наконец, откроется настоящий его magnum opus. Его личный путь. Тогда во времена ранних статей он верил в свою миссию распространителя, нет — утвердителя культуры.

Впрочем, нет, пыл благородных стремлений, если выразиться по-печерински, иссяк позже, погас вместе с изменой Ипполита, не осталось ничего, как после пожара в Александрии, хоть поначалу Евгений Евгеньевич этого не заметил, не хотел замечать. Да, прошлое закончилось — его неверный Ипполит унес с собой. Осталось настоящее, но лишенное целости, всё из фрагментов и осколков, которые походили один на другой, меняясь как в калейдоскопе. Жили у бабуси два веселых гуся, ходили в свет под руку, публика в благоговейном восхищении расступалась, один черный, другой русый, в те годы они были на ты с бокалами и кинжалами. Тогда к месту было:

С детства влекла меня сердца тревога
В область свободную влажного бога…

Но на сей раз сердца тревога завела его в обратном направлении, в противоположное состояние…

Вздохнув, поднялся, стал исследовать номер. Что ж, он видел мельком на фасаде отеля шесть золотых звезд, и на четыре номер, пожалуй, тянул. Прежде другого — ванная комната. Белые махровые полотенца всяких размеров, и фен на стенке, попробовал — действует. И багрового нутра большая ванна. И хороший рассеянный цвет, как в библиотеке. Туалет здесь же, но за деликатной матовой перегородкой. Освежитель воздуха — ткнул — работает. Из гостиной выход в огромную лоджию с большими дачными пластиковыми столом и креслами, лоджию, на которой сейчас делать было решительно нечего. И еще две двери. Заглянул в спальню: всё в розовом, как будуар провинциальной кокотки, кровать king-size, постель мягкая, подушек много, пуховая перина, шкаф расположен удобно. Аккуратно повесил сменный костюм, разложил белье.