Спящий дракон

Самое смешное, что найденыш так ничего и не сделал. Просто стоял рядом, с неуместной серьезностью наблюдая, как одна пустоголовая дурочка пытается вспомнить, что она там говорила про «время, чтобы отойти от этой истории», «семь лет» и прочую совершенно неважную дребедень — и все равно растекается по стулу сладкой лужицей.

Из-за здорового мужского запаха, теплого дыхания и его близости. Из-за этих вечеров наедине, из-за понимающих ухмылок, горячих ужинов, язвительных пикировок. Из-за очертаний грелки под свитером, из-за пирожка с соленым тестом, генератора в моем куполе и света на кухне. Из-за тонкой шпильки и пушистого облачка — кажется, уже вместо мозгов, а вовсе не в волосах, потому что я сама протянула руку, цапнула его за горловину свитера и заставила нагнуться.

Найденыш неаккуратно, со звоном и плеском, поставил на стол свою чашку и, судорожно втянув в себя воздух, ответил на поцелуй. Целовался он тоже как-то несимметрично: осторожничал, явно опасаясь сделать неприятно. Шрам под губами и правда ощущался неожиданно четко, но мне он показался просто теплым и чуть шершавым.

Намек в виде попытки (не увенчавшейся успехом, но все же) стянуть с найденыша свитер вышел вполне наглядным и понятным, и Найден, уже не стесняясь, сдернул меня со стула. Я досадливо прикусила его губу — свитер был шерстяной, ну очень колючий — но разрывать поцелуй Найд не спешил: глухо усмехаясь, задрал мою кофту и положил горячую ладонь мне на поясницу, крепко прижав к себе — и я вздрогнула, вдруг через все слои одежды ощутив, насколько серьезно он настроен.

Черт.

Мне было хорошо, слишком хорошо, чтобы я остановилась. Но Найден привычно отреагировал на малейшее изменение моего настроения — и отступил, прикрыв потемневшие глаза и выравнивая сбившееся дыхание.

Я молчала, прижав ладони — увы, слишком горячие — к пылающим щекам. Тайка индифферентно дремала под столом и даже ухом не повела, когда найденыш протянул руку и убрал с моего лица выбившуюся из прически прядь волос.

А я вздрогнула снова.

— Не бойся, — хрипловато попросил Найд. — Может, я и не мужчина мечты, но не сделаю ничего против твоей воли.

— Не боюсь, — призналась я и снова села на стул, не рискнув доверять вес тела ватным коленкам. И прикусила губу: не признаваться же, что эта дрожь — вовсе не из-за испуга? — Найд…

— Все нормально, выше нос, — скомандовал он.

Но не коснулся этого самого носа, задирая его вверх, как запросто сделал бы еще утром. Я наградила его удивленным взглядом и, поняв, что найденыш действительно настроился выдерживать вежливую дистанцию, потянулась и легонько, сгибом пальца, приподняла его нос.

Найден заломил бровь и послушно соорудил нарочито гордую мину, запросто подхватывая игру.

— Не нормально, — сообщила я ему, и только что состроенная горделивая гримаса мгновенно сползла с его лица, обнажая растерянность и порушенные надежды. Я насладилась видом и пояснила: — Свитер твой — это ненормально. Как из колючей проволоки связан. Ты уверен, что шрамы на твоей спине не он оставил?

— Абсолютно, — с облегчением усмехнулся найденыш. — Свитеру ровно три недели, а спина, увы, постарше.

Я несколько смутилась, поскольку почему-то была уверена, что нашла его в этом же свитере, но сбить себя с толку не позволила.

— Может, все-таки снимешь его?

— Не зна-аю, — насмешливо протянул Найден. — Кажется, он — единственная преграда между мной и пучиной порока.

И тут же стянул его через голову, окончательно взлохматив волосы. Под свитером, как назло, оказалась простая белая футболка, и мне оставалось только полюбоваться, как она на мгновение задирается, обнажая смуглый живот и неровную полоску темных волос, убегающую под ремень штанов.

— Увы, — скорбно вздохнула я, и впрямь почувствовав себя воплощением порока, — не единственная.

— Твоя правда, — согласился найденыш и, нагнувшись, снова поцеловал меня — медленно, не спеша, словно пытаясь распробовать на вкус. Я ответила, увлеченно запустив руки ему под футболку и распутывая бинты.

Возможно, не стоило признаваться, что впервые начинаю прелюдию с попытки отвязать грелку на ощупь, но от неловкости не осталось и следа, и я ничуть не удивилась, когда, откинувшись назад в поисках опоры, обнаружила свою кофту небрежно брошенной на стол — а мгновение спустя и вовсе оказалась сидящей на этом же столе. Так было гораздо удобнее, и я даже исхитрилась снять с найденыша еще и футболку.

Он не остался в долгу.

У него были шершавые, загрубевшие и вместе с тем удивительно чуткие ладони, а вот кожа спины и плеч почти утратила чувствительность — зато, стоило провести с нажимом по шрамам или вовсе царапнуть ногтями, как он весь покрывался мурашками, отзываясь на прикосновение. А татуировка почему-то не ощущалась никак — разве что казалась чуть холоднее, чем остальное тело. Найденыш напрягся было, когда я коснулась его груди, но быстро расслабился, поняв, что мне нравится.

А мне нравилось. До головокружения, бездумной, сладкой темноты перед глазами и колкого онемения в кончиках пальцев.