Спаситель океана, или повесть о странствующем слесаре

Правда, к ее чести нужно сказать, что она не задирала нос оттого, что стала сразу тремя дамами сердца. Зоя бегала с нами по улице, и в ее руке вечно торчал бутерброд с яблочным джемом, и она вообще была бы свойским человеком, если бы не воображала из-за своих бутербродов и хоть раз позволила откусить кусочек. Мы знали, что это у нее не от жадности. Просто она считала нас еще недостойными такой высокой чести. Но когда-нибудь настанет момент, и рыжая Зоя скажет сама своему лучшему рыцарю: «Хочешь откусить?» И вот сейчас представлялся прекрасный случай отличиться в ее глазах. Мое воображение тут же нарисовало роскошную картину: я вырываюсь вперед и еще до подхода основных сил в лице Феликса и Яши говорю хулигану: «Вы своенравный, злой мальчик, можно представить, как трудно вашим родителям», а он рычит, как в кино: «Я тебя уничтожу, несчастный» – и протягивает к моему вороту свою ужасную лапу. Зоя роняет свой бутерброд джемом вниз и закрывает в ужасе свои прекрасные коричневые глаза, не совсем, конечно, иначе как же она затем увидит собственными глазами мою полную победу над могучим хулиганом; и вот, когда уже страшная лапа хулигана неумолимо приближается к моему воротнику, я тоже, как в кино, с насмешливой улыбкой, подчеркивающей пренебрежение к смерти, с безумной личной храбростью бросаюсь головой в живот хулигана; тот восклицает:

«Тысяча чертей, меня победили! Кто бы мог подумать, что в этом второкласснике столько богатырской силы!» – и с обвальным грохотом рушится наземь, а Зоя поднимает свои украшенные веснушками руки и кричит на весь двор: «Победил Вася Иванов!» И, выйдя во двор – наконец-то! – позволяет мне откусить от своего божественного бутерброда с джемом.

Бутерброды в ее руке, конечно, сменяли друг друга – одни падали джемом вниз, другие ей все-таки удавалось доесть до конца, – но мне каждый раз казалось, что Зоя носит всегда один и тот же Несравненный Вечный Бутерброд.

Покосившись на своих боевых товарищей, я понял по их пламенеющим лицам, что они тоже мечтают отличиться в Зоиных глазах. И от безумной попытки ввязаться в личное единоборство с хулиганом их, как и меня, удерживало только полное отсутствие шансов на победу. Поэтому мы были готовы добыть ее сообща и по-братски разделить между собою.

Хулиган не сразу сообразил, что сила сегодня не на его стороне. Он просто дивился нашей дерзости, теряя время на отступление. А потом дорога к воротам для него оказалась отрезана. Он зарычал и, подавляя свою сопротивляющуюся гордость, попятился в угол двора, в тот угол, где он показывал Яше «Москву». А мы наступали железной стеной. В центре ее двигался Феликс, а Яша и я составляли фланги боевой цепи.

– А ну подойди, – угрожающе шипел хулиган, отступая.

– И подойдем, – отвечал Феликс.

– Подойди-подойди, – говорил хулиган, еще надеясь нас напугать.

– Ну и подойдем, – отважно отвечал Феликс, и мы шаг за шагом приближались к врагу.

Наконец хулиган уперся спиной в стену сарая. Мы тоже остановились. Один мальчик из нашего класса, который утверждал, что знает все на свете, как-то нам говорил, что прежде, чем начать драку, противники должны побеседовать – попугать друг друга словами. Я подумал, что это правило замечательное и словно придумано для нас. Потому что мы с каждым шагом, приближающим к хулигану, все меньше и меньше рвались в драку, помня, что драться нехорошо. В душе я надеялся, что хулиган попросит пощады и все завершится миром, и наша репутация останется незапятнанной.

Хулиган начал беседу первым.

– А ну ударьте, – сказал он, бросая отчаянный вызов.

– И ударим, – сурово ответил Феликс.

– Ударьте-ударьте, – с безнадежной угрозой сказал хулиган.

– И ударим, – ответил Феликс.

– Вы – крестоносец, – сказал Яша.

– Обзываться, да? Обзываться учеными словами? – возмутился хулиган.

Итак, мы стояли перед хулиганом и стращали его. Однако этот упрямец никак не хотел пугаться и просить пощады. Я искоса поглядел на своих друзей, надеясь, что в конце концов наш воинственный вид вселит страх в сердце противника. Но вид моих друзей говорил только о полном миролюбии. Они изо всех сил свирепо хмурили брови. Но я прикинул все – и румяные благодушные щеки толстенького Феликса, и сияющие добром голубые глаза на востроносом лице Яши – и понял, что этим не испугаешь даже самого трусливого в мире зайца.

Тогда я представил со стороны себя и тоже не нашел ничего свирепого. Обыкновенный послушный ребенок. Правда, все тот же одноклассник-всезнайка уверял ребят, будто один глаз у меня как у всех – нормальный, а вот второй – наполовину голубой, наполовину желтый, и хотя ему никто не поверил, я все равно посмотрел, наверное, в тысячу зеркал и лично убедился в том, что всезнайка просто фантазирует. Но вот теперь этот разноцветный глаз пришелся бы кстати. Уж он бы нагнал страху на хулигана. Где это видано, чтобы одна половинка глаза была голубой – другая желтой. Такого не было даже у пиратов Флинта.

Но глаза у меня по-прежнему оставались одинаково голубыми, и хулиган не думал сдаваться, все храбрился, шипел:

– А ну попробуйте-попробуйте!