Спаситель мира

– Когда сын впервые привел Эмили, я решила, что учителя послали ее проводить Уилла домой. Казалось, она страшно горда столь серьезным поручением. – Виолет закусила губу. – В ту пору Уилл еще худо-бедно посещал занятия… Он оставил нас с Эмили на кухне, а сам закрылся у себя в комнате. Я собралась поблагодарить девушку за любезность, а она улыбнулась, как улыбаются по уши влюбленные, и сказала, что познакомилась с Уиллом в метро. Вроде бы обычная девушка, вежливая, обходительная, но в ее взгляде читалось какое-то отчаяние. «Чего она от нас хочет?» – удивилась я и, по-прежнему считая ее появление случайным, спросила, что натворил мой сын. «Ничего особенного ему творить не пришлось», – ответила Эмили. Неизвестно, кто из нас в тот момент смущался сильнее… – Виолет жадно глотнула воздух. – В итоге, Эмили осталась у нас ночевать.

– В комнате вашего сына? – изумленно вскинув брови, поинтересовался Латиф.

– Не забывайте, детектив, я страшная собственница! – улыбнулась Виолет. – Я постелила ей в гостиной, на диване.

– Как отреагировали родители девушки?

– Разумеется, я им позвонила. Эмили отговаривала, однако я настояла на своем. Я ждала проблем, ну или как минимум неприятных вопросов, но отцу Эмили было совершенно все равно. По его словам, подобное случалось постоянно.

– Видимо, он не из собственников.

– Похоже на то, – кивнула Виолет. – Нам не пора выходить из машины?

– Да, конечно, – отстегивая ремень, проговорил Латиф. – После вас, мисс Хеллер.

Лишь пропустив велосипедиста, законопослушная Виолет распахнула дверцу и грациозно выбралась из салона. Латиф на секунду задержался и хмуро посмотрел на себя в боковое зеркало. «Ты с ней флиртуешь! – сказал он своему отражению и недовольно поморщился. Он частенько шутил со свидетелями и даже с потерпевшими, особенно с трудными, однако в этом деле излюбленная тактика результатов не приносила. – Осторожно, профессор Уайт, не то дошутишься!»

Судя по всему, волновался он напрасно. Виолет ежилась от холода и, не замечая взглядов прохожих, с нетерпением ждала его. Женщины смотрели оценивающе, отмечая простоту ее одежды, мужчины беззастенчиво глазели на лицо. Выбравшись из машины, Латиф сообразил, что Виолет о чем-то говорила, а он прослушал.

– Что вы сказали, мисс Хеллер?

– Просто хочу, чтобы вы правильно поняли… – Обращаясь к Латифу, Виолет смотрела не на него, а на закрывающую люк решетку. – Вероятно, болезнь Уилла обострилась по моей вине, но началась она не из-за меня.

– Насколько мне известно, шизофрения имеет генетическую природу, – осторожно напомнил Латиф.

– На самом деле никому не известно ни откуда она берется, ни как лечится – вообще ничего! – обессиленно ссутулившись, посетовала Виолет.

– Мисс Хеллер, вы ошибаетесь! – Латиф кашлянул в кулак. – Благодаря электроэнцефалограмме изменения структуры мозга у заболевших фиксируются графически, а благодаря новейшим лекарственным препаратам шизофрения успешно лечится. К примеру, хлорпромазин, который принимал ваш сын…

– Хлорпромазин! – с горечью воскликнула Виолет. Она повернулась спиной, но Латиф без труда представлял ее презрительную ухмылку. – Знаете, с чего началось активное использование хлорпромазина в психиатрии? С банальной оплошности! Прежде его считали транквилизатором и применяли в хирургии! – Виолет кивнула своим мыслям. – Доктора понятия не имеют, почему шизофреникам помогает хлорпромазин или клозапин, или любое другое чудодейственное средство! Они же пальцем в небо тычут! Короче, вполне можно сказать, что шизофрению вызывает сахарная пудра!

– Матери с гипертрофированным собственническим инстинктом ее точно не вызывают! Такую версию мне слышать не доводилось!

– Детектив Латиф, болезнь Уилла обострилась по моей вине! – повернувшись к нему, заявила Виолет.

Ну что тут скажешь? Латиф беспомощно озирался по сторонам – где же инспектор Лео Мартинес из двадцать третьего участка, который якобы патрулирует перекресток? Виолет снова отвернулась к чугунной решетке, и Латиф ощутил собственную неловкость, неадекватность, никчемность. Обычно подобные чувства накатывали только по выходным. Неоспоримым преимуществом его работы было то, что она в принципе исключала неловкость и смущение. «Смущение – привилегия живущих в Верхнем Ист-Сайде», – сказал однажды отец. Али тогда рассмеялся, но афоризм запомнил. Сейчас он превратился в беспомощного наблюдателя, даже хуже – в свидетеля, и умирал от неловкости, несовместимой с его служебным положением. С каждой секундой Латиф все больше злился на Мартинеса. «Пусть только появится, сразу перца задам!» – злорадно подумал детектив, и ему стало чуть легче.

– Вам про эту решетку говорили? – неожиданно просила Виолет. – Про эту решетку на люке?

– Если честно, не знаю. Дежурный инспектор…

– Там внизу комната, – объявила она.

– Какая еще комната?

Виолет нагнулась и заглянула за решетку.

– Вижу кровать, на ней чьи-то вещи и синий чемоданчик.

Латиф опустился на корточки рядом с ней.

– По-моему, это не кровать! – возразил он, чувствуя себя абсолютно никчемным и беспомощным. – Скорее, одеяло или что-то вроде…