Спаситель

Часть четвертая Милость

Глава 29 Вторник, 22 декабря. Командир

Самый короткий день в году. Но для инспектора Харри Холе этот день, еще толком не начавшись, оказался невообразимо долгим.

После известия о смерти Халворсена он вышел на улицу. По глубокому снегу добрел до опушки, сел там и стал смотреть, как разгорается день. Надеялся, что мороз остудит, смягчит или хотя бы притушит чувства.

Через некоторое время он вернулся в дом. Мартина вопросительно посмотрела на него, но ни слова не сказала. Харри выпил чашку кофе, поцеловал ее в щеку и сел в машину. В зеркале Мартина, стоявшая на крыльце скрестив руки на груди, казалась еще миниатюрнее.

Харри поехал домой, принял душ, переоделся, трижды перебрал бумаги на журнальном столике и в итоге с недоумением бросил это занятие. В который уже раз с позавчерашнего дня глянул на запястье, но часов-то не было. Достал из ночного столика мёллеровские. Идут. Ладно, послужат пока. Он поехал в Полицейское управление, припарковался в гараже рядом с хагеновским «ауди».

Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, он слышал голоса, шаги, смех. Но едва дверь убойного отдела закрылась за ним, все стихло, будто звук разом отключили. Встречный сотрудник только молча посмотрел на него, покачал головой и пошел дальше.

– Здравствуй, Харри.

Он обернулся. Туриль Ли. Помнится, раньше она не называла его по имени.

– Как ты? – спросила она.

Харри хотел ответить, но вдруг понял, что голоса нет.

– Мы тут подумали, что после утреннего совещания надо бы собраться, помянуть его, – быстро сказала Туриль Ли, словно желая помочь ему.

Харри благодарно кивнул.

– Может, свяжешься с Беатой?

– Конечно.

У двери кабинета Харри остановился, но, сделав над собой усилие, все-таки вошел.

В кресле Халворсена, покачиваясь взад-вперед, сидел человек, вроде бы ждал.

– Доброе утро, Харри, – поздоровался Гуннар Хаген.

Харри, не ответив, повесил куртку на вешалку.

– Мне очень жаль… Что тут скажешь…

– Зачем вы здесь? – Харри сел.

– Хотел выразить мои соболезнования по поводу случившегося. Я, конечно, сделаю это на утреннем совещании, но решил сначала принести их вам. Джек ведь был вашим ближайшим сотрудником.

– Халворсен.

– Простите?

Харри подпер голову руками.

– Мы звали его просто Халворсен.

Хаген кивнул:

– Ну да, Халворсен. И еще, Харри…

– Я думал, разрешение лежит дома, – сказал Харри, не поднимая головы. – Но оно пропало.

– Ах, это… – Хаген поерзал, словно сидел неудобно. – Я не об оружии хотел сказать. В связи с сокращением расходов на командировки я распорядился представлять мне на подпись все счета. И как выяснилось, вы летали в Загреб. Не припомню, чтобы я давал разрешение на поездку. А коль скоро норвежская полиция выполняла там следственные действия, то это вообще грубое нарушение всех инструкций.

Нашли наконец, подумал Харри, по-прежнему не поднимая головы. Долгожданный проступок. Формальный повод вышвырнуть пьяницу инспектора туда, где ему самое место, – к нецивилизованным гражданским. Харри пытался осознать, что чувствует. Но испытывал только облегчение.

– Завтра мое заявление об уходе будет у вас на столе, шеф.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Хаген. – Я исхожу из того, что никаких следственных действий в Загребе не проводилось. Ведь это бы поставило всех нас в крайне неловкое положение.

Харри посмотрел на начальника.

– Полагаю, вы совершили небольшую ознакомительную поездку в Загреб.

– Ознакомительную?

– Да. Без конкретной задачи. Вот вам мое письменное согласие на вашу устную просьбу об упомянутой командировке в Загреб. – Машинописный лист перелетел через стол и лег перед Харри. – Таким образом, проблема закрыта. – Хаген встал, подошел к стене, где висела фотография Эллен Йельтен. – Халворсен – уже второй напарник, которого вы потеряли, верно?

Харри кивнул. В тесной безоконной комнатушке повисла тишина.

Потом Хаген кашлянул и сказал:

– Вы видели кусочек кости у меня на столе? Я купил его в Нагасаки. Это копия кремированного мизинца Ёсито Ясуды, знаменитого японского комбата. – Он обернулся к Харри. – Обычно японцы кремируют умерших, но в Бирме приходилось хоронить их, потому что было их слишком много, а полная кремация занимает около десяти часов. Поэтому они отрезали у покойника мизинец, кремировали его и отсылали домой, родным. Весной сорок третьего, после решающего сражения при Пегу, японцам пришлось отступить и укрыться в джунглях. Командир батальона Ёсито Ясуда просил свое начальство позволить ему в тот же вечер пойти в контрнаступление, чтобы забрать останки погибших. Ему отказали, противник имел слишком большой перевес, и в тот же вечер он, стоя в слезах у костра, сообщил своим солдатам о решении командования. Но, увидев безнадежность на лицах людей, осушил слезы, взял штык, положил на пень свою руку, отрубил мизинец и бросил в костер. Солдаты возликовали. Командованию рассказали об этом, и на следующий день японцы в полном составе пошли в контрнаступление.

Хаген вернулся к столу Халворсена, взял в руки точилку для карандашей, долго смотрел на нее.