Харри положил трубку. Откинулся на кровати назад, продолжив поиски в карманах брюк, но нашел только двадцатикроновую монету. И вдруг вспомнил, где остались часы. Расплачиваясь по счету, когда бар закрывался, а у него не хватило кун, он положил поверх пачки банкнотов двадцать крон и пошел было прочь. Но до двери не добрался, услыхал сердитый окрик, почувствовал, как что-то больно ударило по затылку, и уставился на эту самую монету, которая плясала на полу, звякая, кружилась возле его ног. Он вернулся к стойке, и бармен, ворча, взял у него в счет оплаты часы.
Карман куртки, оказывается, порвался, Харри нащупал под подкладкой билет, достал, посмотрел время вылета. В ту же минуту в дверь постучали. Раз и другой, уже нетерпеливее.
Что было после закрытия бара, Харри почти не помнил, так что если стук связан с этим временны́м промежутком, то едва ли его ждет нечто приятное. С другой стороны, может, кто-нибудь нашел его мобильник. Он добрел до двери, приоткрыл.
– Good morning, – сказала женщина, стоящая у двери. – Или, может, оно недоброе?
Харри попробовал улыбнуться, оперся рукой о дверной косяк:
– Чего вы хотите?
Сейчас, с зачесанными вверх волосами, она еще больше походила на учительницу английского.
– Заключить соглашение, – сказала она.
– Почему сейчас, а не вчера?
– Потому что хотела узнать, что вы делали после нашей встречи. К примеру, встречались ли с хорватской полицией.
– И теперь знаете, что не встречался?
– Вы пили в баре до самого закрытия, а потом доползли до своего номера.
– Шпионили, значит?
– Бросьте, Холе. Вам надо успеть на самолет.
Снаружи их ждала машина. За рулем сидел бармен с тюремными наколками.
– К собору Святого Стефана, Фред, – сказала женщина. – Быстрей. У него самолет через полтора часа.
– Вы много обо мне разузнали, – заметил Харри. – А я о вас ничего.
– Можете называть меня Марией.
Башня огромного собора тонула в утреннем тумане, окутавшем Загреб.
Мария провела Харри по просторному, почти безлюдному центральному нефу. Они шли мимо исповедален и статуй святых с молельными скамьями рядом. Из скрытых динамиков, словно мантры, доносились записанные на пленку хоралы, негромкие, гулкие, видимо призванные побудить к медитации, однако они лишь навели Харри на мысль о музоне в католическом супермаркете. Они прошли в боковой неф, а оттуда в маленькое помещение с парными молельными скамьями. Утренний свет падал внутрь сквозь красно-синие стекла витражей. Две свечи горели по обе стороны распятой фигуры Христа. Перед распятием – коленопреклоненная восковая фигура, лицо обращено к небу, руки вскинуты вверх словно в отчаянной мольбе.
– Апостол Фома, святой покровитель строительных рабочих, – пояснила Мария, склонила голову и осенила себя крестным знамением. – Тот, что хотел вместе с Христом пойти на смерть.
Фома Неверующий, подумал Харри, а она нагнулась над своей сумкой, достала маленькую свечку с изображением святого, зажгла и поставила перед апостолом.
– Преклоните колени, – сказала она.
– Зачем?
– Делайте, как я говорю.
Харри нехотя опустился на колени, на грязный красный бархат скамейки, облокотился на наклонный деревянный пюпитр, засаленный, черный от пота и слез. Удивительно, однако поза вполне удобная.
– Клянитесь Сыном, что выполните свою часть соглашения.
Харри медлил. Потом склонил голову.
– Клянусь… – начала она.
– Клянусь…
– Именем Сына, Спасителя моего…
– Именем Сына, Спасителя моего…
– Сделать все, что в моих силах, чтобы спасти того, кто прозван Маленьким Спасителем.
Харри повторил.
Она села.
– Здесь я встречалась с курьером клиента. Здесь он сделал заказ… пойдемте, не к месту здесь обсуждать людские судьбы.
Фред отвез их в большой открытый парк Томислава и остался ждать в машине, а Харри с Марией присели на скамейку. Привядшие бурые травинки пытались подняться, но сильный ветер снова прижимал их к земле. По другую сторону старого выставочного павильона зазвонил трамвай.
– Я его не видела. Но на слух молодой.
– На слух?
– Первый раз он позвонил в «Интернациональ» в октябре. Если спрашивают про беженцев, то звонок переключают на Фреда. А Фред переключил звонок на меня. Тот человек сказал, что звонит по поручению анонима, который хочет, чтобы для него сделали работу в Осло. Помню, в трубке слышался шум оживленной улицы.
– Телефон-автомат.
– Вероятно. Я сказала ему, что никогда не заключаю сделок по телефону, тем более с анонимами. Спустя два дня он позвонил снова и попросил меня через три дня прийти в собор Святого Стефана. Указал точное время, когда мне прийти и в какой исповедальне находиться.
Ворона села на ветку дерева перед скамейкой, склонила голову набок, печально посмотрела на них.