Валуев прекратил тискать рукоять ножа, и я расслабленно выдохнул — похоже, что прямо сейчас меня убивать не будут. Черт знает эту «кровавую гэбню»… В сказку про «сто-пицот мильенов» невинно замученных в сталинских лагерях я не верил, но любая спецслужба мира просто обязана охранять свои секреты, в том числе и от потенциальной угрозы секретоносителям. Возможно, будь мое нынешнее тело постарше — лежать мне уже в тихом тенистом месте. Под метром грунта… Эх, ладно… Они в общем хорошие ребята, настоящие советские парни — только волчья натура иногда прорывается. Издержки профессии, так сказать…
— Значит, так, товарищи… Отправим в Ровно небольшую группу. На мотоцикле. Два человека: сержант Альбиков и… Игорь Глейман. Игорь, у тебя какой-нибудь документ есть?
— Есть, конечно! — достаю из нагрудного кармана когда-то белой, а ныне жутко замызганной рубашки комсомольский билет. — Вот!
Петров даже не стал брать документ в руки. Отмахнулся — мол, верю, убери.
— Вот и отлично! — резюмировал «старшина-лейтенант». — Первому же попавшемуся представителю советской власти и предъявишь! Сопроводив рассказом — кто вы такие и что здесь делаете. А потом, если не подействует, Альбиков свой документ покажет. Ну, тот, Хуршед, который…
— Я понял, командир! — спокойно кивнул узбек. — Все сделаю как надо!
— Сигналы для самолета: в светлое время суток — две красные ракеты в направлении посадочного коридора, в темное — четыре костра по старой схеме. Ну, ты помнишь…
— Помню, командир! — снова кивнул Хуршед.
— Хорошо… Идите, собирайтесь!
— Тут еще одно дело… — заикнулся я.
— Ну что еще? — вымученно произнес Петров.
— Старика за продуктами отпустите! Мы ведь телегу в лесу оставили, а ребят кормить надо!
— А он что, все еще здесь? — удивился Петров.
— Я приказал никого с хутора не отпускать! — пояснил Валуев. — А то хвост притащит…
— Ну, так дай ему пару пионеров в помощники и кого-нибудь из наших для контроля! — распорядился Петров. — Все! Уйдите с глаз моих! Я немца допрашивать буду. Он, кстати, жив там?
Мы дружно посмотрели на фельдфебеля, про которого просто забыли за разговором. Шарбейтер так и лежал на земле, предпочитая лишний раз не мозолить глаза страшным «жидокомиссарам».
— Живой! — сообщил я. Проходя мимо, не удержался — врезал с ноги в бочину.
— И-и-и-игорь! — укоризненно протянул Петров.
— Все-все! Я уже ушел!
Выйдя с заднего двора, я первым делом нашел Барского и Пасько.
— Миша! Я отправляюсь за подмогой! Пока меня нет — ты за старшего!
— Но как же… Ты один пойдешь? — оторопел Миша.
— Нет, меня сержант Альбиков проводит. Вы, главное, сидите тихо! Старшину слушайся — он плохому не научит! Снарягу мою куда кинули?
— В избе сложили, в сенях, — ответил Барский и грустно спросил: — Может… я все-таки с тобой?
— Нет, братишка, прости, не могу! — Я не стал добавлять, что без него мы доберемся быстрее — не будет гири на ногах, за которой нужно следить, а то она под пули влезет. — Игнат!
— Я! — молодцевато гаркнул Пасько.
А потом как-то по особенному лихо вытянулся по стойке «смирно», щелкнул каблуками растоптанных сапог, приклад вытянутой вдоль тела винтовки брякнул о землю.
— Полковник Игнат Михайлович Павленко. Последняя должность — начальник штаба тридцать четвертого армейского корпуса.
Миша Барский смотрел на деда Игната, как на заговоривший забор.
— У Скоропадского, значит, служил? — брякнул я наобум[65]. Это была единственная фамилия государственного деятеля Украины времен Гражданской войны, кроме Симона Петлюры, которую я знал. Спасибо Булгакову и его роману «Белая гвардия», читанному в детстве.
— Так точно! — не стал отрицать старик. — Толковый был военачальник!
— Это тогда тебя Петлюра расстрелять хотел?
— Нет, годом позже, в конце восемнадцатого года.
— Так, дед, ты хоть и полковник царской армии, но слушаться будешь меня, Игоря Викторовича Глеймана, сына командира полка РККА! Не нравится такое положение — скатертью дорога, я никого не держу!
— Так точно! — гаркнул старик. Эх, чувствую, замудохает он нас со своими старорежимными уставными фразочками.
— Ну а ты чего стоишь, рот разинул? — накинулся я на Барского, натурально разинувшего рот от удивления. — Живого белогвардейца никогда не видел?
— Петрович! — выдавил из себя Миша.
— Что?! — не понял я.
— Твое отчество — Петрович!
— Оговорился, — отрезал я, отворачиваясь. Вот так шпионы и прокалываются… — Так значит полковник Павленко… Игнат Михалыч! Старшина Петров разрешил тебе съездить за продуктами. Возьми двух ребят — Миша скажет, кого именно. И сержант Валуев даст своего бойца. Постарайтесь к вечеру вернуться. А то… мало ли… мы, может, улетим… Задание ясно?
— Так точно! — снова гаркнул Пасько. Вернее — Павленко.
— Ты это… твое высокоблагородие… не ори так! И про свою лихую офицерскую юность… помалкивай! Ребята наши — комсомольцы, их с детства учили вас, золотопогонников, ненавидеть!
— Понял! — уже гораздо спокойнее ответил Павленко.
— Миша! К тебе тоже относится!
— Чего? — удивился Барский.